Дмитрий Колосов - То самое копье

— Принес? — коротко бросил он купцу.

— Да, — ответил Абу-Муслим, для верности позвенев спрятанным в дорожную суму мешочком. — Здесь ровно три тысячи, как и договаривались.

— Хорошо. — Баба-Термес внимательно ощупал взором фигуру Сомду и, очевидно подумав, что не стоит связываться с этим готовым постоять за себя человеком, решил сдержать слово. Кивнув Абу-Муслиму, придворный сказал, а вернее, прочти пропел, растянув в улыбке пухлые щеки: — Иди за мной. А вы двое ждите.

Баба-Термес и купец ушли, а Сомду и монах остались на месте. Оба они пребывали в напряжении, их томила неизвестность. Ведь могло случиться так, что негодяй и вор Баба-Термес вздумает обмануть Абу-Муслима, отнять силой золото или подсунуть другое копье. Могло случиться и так, что Абу-Муслим, получив копье, тут же скроется из города.

Но и купец, и Баба-Термес не стали хитрить. Прошло совсем немного времени, и из-за угла усыпальницы показался ухмыляющийся Баба-Термес. Появившийся следом за ним Абу-Муслим махнул ожидающим его приятелям рукой. Те не заставили себя упрашивать: монах и воин тут же присоединились к купцу, и вскоре троица была за пределами города. Здесь, в крохотной рощице, им предстояло разыграть добычу. Путники спешились и, вытащив копье из чехла золоченой кожи, принялись его разглядывать.

— Оно! — сказал Абу-Муслим.

— Оно! — подтвердил Сомду. — Мне приходилось его видеть.

Монах ничего не сказал, ибо по исходившей от копья чудесной силе уже понял, что перед ним то, к чему он стремился.

Вдоволь налюбовавшись копьем, они переглянулись между собой.

— Пора кинуть жребий! — сказал Сомду.

— Пора! — подтвердил Не имеющий имени.

Но Абу-Муслим придерживался несколько иного мнения. Он неожиданно выкрикнул:

— Пора!!!

В тот же миг из-за ближайших деревьев выскочили пятеро вооруженных людей. Четверо напали на Сомду, чей меч вызывал невольное уважение, пятый набросился на монаха. Купец же поспешно отскочил в сторону, ожидая развязки.

Но все случилось не так, как предполагал коварный Абу-Муслим, решивший без всякого жребия завладеть копьем. Сомду, испытавший себя во многих битвах, оказался не по зубам нанятым купцом головорезам. Его сухое, жилистое тело метнулось в сторону, и брошенное в него копье пролетело мимо. В тот же миг сверкнул меч, выдернутый из потертых кожаных ножен. Первый нападавший, столь опрометчиво расставшийся со своим оружием, попытался было отшатнуться назад, но Сомду оказался проворнее — отточенный словно бритва клинок раздвоил голову разбойника точно по переносице. Другие разбойники при виде столь горестной участи собрата стали осторожнее. Они обступили Сомду и пытались достать его мечами, отбивая ответные выпады небольшими, увенчанными шишаками щитами. Тем временем пятый из нападавших тщетно пытался умертвить монаха, выказавшего недюжинную ловкость и отражавшего удары своим посохом.

Внезапно лицо Абу-Муслима покрыла бледность. Сомду прикончил второго из противников, а монах неожиданным выпадом поверг своего врага наземь и коротким, но сокрушающим ударом оглушил его. Разбойники были вынуждены разделиться, и это предопределило исход дела. Тот, что сражался против Сомду, продержался всего несколько мгновений, после чего рухнул, тщетно пытаясь зажать рукой рану на шее, из которой хлестала кровь. Затем Сомду прыгнул на того, что теснил монаха, и умелым ударом перерубил ему хребет. Купец вскрикнул и бросился бежать, но Сомду не дал уйти предателю. В несколько прыжков воин настиг беглеца и заставил его защищаться. Напрасно Абу-Муслим пытался поразить преследователя столь счастливо обретенным копьем. Если Сомду и увертывался от неумелых выпадов, то лишь потому, что опасался повредить нечаянным ударом драгоценную реликвию. Чтобы скорее и вернее покончить с Абу-Муслимом, воин сделал вид, что оступился. Купец сломя голову бросился вперед, а спустя миг отрубленная голова его покатилась по яркой траве.

Сомду обернулся к третьему спутнику. Тот с бесстрастным лицом взирал на побоище. Нога монаха крепко стояла на шее оглушенного разбойника — там, где сходятся жилы. Разбойник уже не дышал. Сомду оценил сноровку монаха.

— Ну что, Не имеющий имени, бросим жребий? — спросил воин, с трудом переводя дыхание.

Монах кивнул. Сомду заколебался. Он чувствовал, что может просто забрать копье, ибо монаху при всем его умении орудовать посохом не совладать с витязем, с детства привыкшим к мечу. Но Сомду был воином, и у него было свое понимание чести, поэтому он отказался от мысли силой забрать драгоценную добычу. Сунув руку в седельную суму, Сомду вытащил кости и опустился на траву под деревом.

— Сыграем?

Никогда еще ставка не была так высока. Монах кивнул, медленно взял кости, так же неспешно встряхнул их и бросил на твердую землю, бугрившуюся от корней дерева.

— Неплохо, — покачал головой Сомду.

Ему уже не раз приходилось разыгрывать добычу среди трупов, но на этот раз руки его подрагивали.

Впрочем, это были его кости, он знал их, и они его никогда не подводили. Не подвели они и теперь — даже не взглянув на упавшие на землю кости, он твердо и уверенно произнес:

— Копье мое. Тебе не повезло.

Радость теплом растеклась по душе, и, дружески кивнув монаху, Сомду поднял с земли копье и направился к лошадям. Он уже воображал себя властителем великого царства, когда в обтянутую кольчугой спину вонзилось тонкое, словно игла, острие стилета, который монах извлек из посоха. Сомду даже не хватило на стон. Он повалился наземь, в мертвеющих, широко разверстых глазах застыло немое удивление.

— Это тебе не повезло! — улыбнулся монах тонкими губами. — Извини, приятель, но время империй уже прошло.

Вырвав из костенеющих пальцев Сомду копье, Не имеющий имени уселся на коня и направился на восток. Он держал путь в далекую горную страну, где на склоне хребта высились стены обители Чэньдо — место, где Не имеющий имени должен был обрести его, место, которому надлежало отныне стать вечной могилой, в которой будет сокрыто копье.

То самое копье…

Отряд уже седьмой месяц не знал отдыха. Одиннадцать испытанных воинов во главе с Темир-Тоглуком проделали путь, вообразить который было невозможно ни рожденному под знаком Луны, ни рожденному под знаком Солнца. Они покинули славный город Багдад, только недавно завоеванный войсками великого Хулагу [2] Хулагу (1217–1265) — внук Чингисхана, основатель династии Хулагуидов. Завершил завоевание монголами Ирана, Ирака и сопредельных стран. , ранней весной, когда лежащая к востоку степь едва зазеленела первой травой. Но тогда отряд двигался не на восток, а на запад, и составляли его не десять, а пятьдесят всадников. И во главе был могучий Хоту-Багатур.