Анна Богданец - Клуб любителей фантастики, 2004

— У нас тут экскурсия в местный музей. Я прикинул: тебе как фантасту, пишущему на темы исторические, может быть интересно!

— Оно конечно, — промямлил я. Музеи посещаю, но ведь не для того пол-Европы…

— Там выставлен шахматный автомат восемнадцатого века. Говорят, подлинник; был в запаснике, по завещанию дарителя, не показывали ровно сто пятьдесят лет. Мол, это — тот самый автомат, что выигрывал у Екатерины Великой и у Наполеона…

— И сгорел в музее Филадельфии?

— Ну, там утверждают, что сгорела копия… Так ты присоединяешься? — Мгновенный напор — характерная черта Жорика Ванина с детства. Тем и брал!

— Да, пожалуй, — промямлил я, — где и когда?

Вечером того же дня, почти трезвый, я уже шагал в компании с Ваниным по коридорам местного «краеведческого» музея. Посетителей, к моему удивлению, оказалось немного, кроме нас — фантаста и шахматиста, присутствовала некая наследно-монархическая — как мне шепнул по-русски Жора — особа нечетко определенного пола, лет семнадцати, да двое мальчуганов в сопровождении очень строгой леди, Я впервые увидел очередной крик моды — наследие какого-то престола было разряжено в разноцветные лохмотья. Вспомнился эпизод из жизни Оскара Уайльда. Писателя «достал» уличный музыкант, выбравший себе место прямо под окном отца современной эстетики. Особенно смущали грязные, самого безобразнейшего вида, лохмотья, в кои был обряжен сей субъект. Уайльд не поскупился, нанял портного за немалые деньги. И уже через неделю прохожие дивились на уличного попрошайку, одетого в живописные, иглы модного лондонского портного, со вкусом подобранные… лохмотья! Да, неисповедимы ассоциативные пути, пролегающие промеж писательских извилин… Это я не об Уайльде, это — о себе.

Наследная особа помалкивала, и я потерял к ней интерес. Неужели ни одного шахматиста, кроме Жоры? Странно, я ожидал совсем другого. Ну, не то, чтобы сюда заявился традиционный шахматный турнир в полном составе, но все же… Разве что мальчишки оказались явно знакомы с шахматами, но их выкрики были мало похожи на «Слон бэ три — шах!». Скорее, на «Chess Genius!», «Fritz!», «Chess Master!». Ребятишки обсуждали шахматные программы, изредка косясь на Ванина. Что там звание чемпиона, главное: ведь этот человек сыграл уже не один матч с лучшими суперкомпьютерами!

Вот и цель нашей экскурсии. Шахматному автомату отдали целый зал. А нам — какое счастье! — разрешили подойти потрогать. Верно, я попал в какую-то особенную — как говорили у нас раньше, «блатную» — группу. Ну, чемпион мира, принц, детишки — небось, отпрыски какого-нибудь американского суперолигарха… Ладно, воспользуемся моментом. Что мы имеем? Огромный деревянный ящик, сработанный под шахматный стол, фигурки расставлены. «Черные» не черные, а красного дерева — красиво… Возвышается фигура «турка» в огромном тюрбане. Белый мех кафтана — как новенький, в химчистке побывал, что ли? Трубка во рту, разве что не дымит. Правая рука подвижная, на шарнирах, внутри нее, вероятно, система рычагов. Я не удержался — понюхал автомат. Каков он, запах восемнадцатого столетия? Так и не понял. Бабушкин комод пах по-другому!

— Перед вами — шахматный автомат восемнадцатого века! — провозгласил экскурсовод — вынырнул неизвестно откуда, как есть — материализовался! Толстенький, лысенький, похожий на актера из «Человека эпохи Возрождения».

— Он — настоящий? — тут же спросил один из мальчуганов.

— Действующий? — влез с вопросом другой.

«Дэнни Де Витто» извлек откуда-то книгу. Только что не было, и вот она есть! Фокусник, однако…

— У меня тут замечательная книга, очень рекомендую: Том Стэндейдж «Турок. История первого шахматного автомата и его полного приключений путешествия по миру». Многие слышали об автомате, изготовленном в виде огромной куклы «турка», сидящего за шахматной доской. Каких только историй об удивительных событиях, связанных с этим автоматом, не появилось в литературе, на сцене, в кино! И ведущих мастеров шахмат обыгрывал, и Екатерину Великую с Наполеоном. Откроем же книгу и послушаем автора.

Экскурсовод открыл книгу и сделал вид, что читает:

— «Осенью 1769 года венскому аристократу Вольфгангу фон Кемпелену, который считался при дворе Марии-Терезии главным специалистом по механике и всяческим гидравлическим приспособлениям, было поручено объяснить, с точки зрения физики, секреты фокусов, которые показывал императрице заезжий французский иллюзионист. Кемпелен решил доказать, что для демонстрации впечатляющих трюков вовсе не обязательна ловкость рук, что для этого надо лишь хорошо знать законы физики. Так возникла идея создания шахматного автомата. Императрица Мария-Терезия, которая была весьма просвещенной особой — охотно читала книги по естественным наукам, боролась с суевериями и ввела массовые прививки против оспы, — выделила изобретателю немалые деньги и на полгода освободила его от всех придворных обязанностей. Весной 1770 года в Вене, в высочайшем присутствии Марии-Терезии, состоялась первая презентация «шахматного турка». Деревянный манекен в натуральную величину был одет в кафтан, отороченный мехом, и широкие шаровары. Всё восточное, с его сочетанием экзотики, роскоши и элегантности, было тогда в моде в Австро-Венгрии, так что выбор Кемпелена вовсе не случайно пал именно на «турка». Манекен сидел за закрытым со всех сторон деревянным столом, на котором была укреплена шахматная доска. В длину этот стол, больше похожий на большой сундук или на комод с открывающимися и выдвигающимися ящиками, был примерно метр двадцать сантиметров, а в ширину и высоту — около девяноста сантиметров. Комод вместе с «турком» стоял на четырех латунных роликах, что позволяло Кемпелену ввозить и увозить его, поворачивать так, чтобы зрители могли осмотреть автомат со всех сторон, и так далее. Демонстрация, характер которой практически не менялся в течение восьми десятилетий, происходила следующим образом: фон Кемпелен открывал сначала одну створку комода…».

Экскурсовод, явно войдя в роль Кемпелена, открыл створку, указывая на обнажившиеся внутренности автомата.

— Зрители видели какие-то колесики, шестеренки, маятники, рычаги — словом, механические внутренности автомата.

Мы тоже увидели нечто, напоминавшее плод неравного брака швейцарского хронометра с коробкой передач трактора «Беларусь». А работник музея продолжал по принципу: «слово — действие»:

— То же скрывалось и за второй дверцей. Демонстратор открывал дверцы и с другой, тыльной стороны комода. Он опускал свечу, чтобы все видели: всё просматривается насквозь, никто внутри не спрятан, никаких трюков здесь нет.

Вместо свечи «Де Витто» использовал фонарик. Помогло мало.