Александр Сиваков - Настя

Полина ахнула:

– Это же самый большой банк в солнечной системе! То-то я всё думала, почему мне показалась знакомой Колькина фамилия! Даже мамку его теперь припоминаю. Серьёзная такая вся из себя тётенька, в очках, в костюме, на который несколько гравов купить можно, чем-то идеальную журналистку из дешёвенького фильма напоминает.

Она говорила что-то ещё, склоняя Колину фамилию во всех возможных вариациях, но я этого уже не слышала, потому что всё-таки смогла заснуть. Кстати, впервые в жизни (если, конечно, не принимать в расчёт новогодних ночей) мне приходилась засыпать настолько поздно.

Минут через сорок Полина меня разбудила. Сначала я долго не могла сообразить, чего от меня хотят, потом, опять же впервые в жизни, мне захотелось убить человека.

– Чего тебе?

– Настюха, не груби. Мне нужно, что бы ты позвала сюда Белохвостикова и остальных четырёх, кто там бишь они.

– Прямо сейчас? – Я взглянула на часы, отказываясь верить в правильность показания циферблата: двадцать пять третьего ночи.

– Да, прямо сейчас. Мы открываем банк, если ты ещё не в курсе. И чем быстрее мы это сделаем, тем будет лучше.

– Полиночка, ты уверена, что это нужно делать именно теперь? – Ласково спросила я её. Таким тоном, наверное, разговаривают врачи-психиатры со своими пациентами.

– Уверена. Когда завтра откажут все наши пищевики, проблем будет гораздо больше, чем сейчас, если попытаться разбудить пятерых мальчишек.

– Пойдём тогда вместе будить их?

Полина на удивление легко согласилась.

– Я – Белохвостикова, а ты – всех остальных. – Предложила она. – Пойдёт?

– Ага! – Быстро закивала я, надеясь, что Полина не передумает: Белохвостиков казался мне вреднее всех остальных.

Не буду описывать, чего нам стоило поднять в три часа ночи со своих постелей пятерых людей и собрать их в Полининой комнате. Совсем забыла сказать, что собирательное существительное "ребята" я применила к четырём мальчикам и одной девочке.

– Как их зовут? – Шёпотом осведомилась Полина, отозвав меня в сторону.

Я сказала. Память только однажды дала мне повод пожаловаться на неё.

– Сергей Кравченко, – бормотала девочка, записывая имена в крохотную записную книжку. – Денис Стасов, который с Лёшкой живёт, Саша Пачинов, Катя Леонидова… Белохвостикова я и так знаю, его – не надо.

Все они были не своей тарелке, протирали заспанные глаза, почему-то жались друг к другу, словно замерзающие котята.

– Бахмурова! – Сказала Полина. – Давай, председательствуй.

– А ты?

– А я в сторонке посижу, если ты не против.

У Полины был слишком хитрый вид, чтобы её о чём-нибудь можно было спрашивать. И так было понятно: ничего не ответит.

Пять пар глаз внимательно смотрели на меня.

Я откашлялась:

– Короче, так, ребят. Все, кто собрались сейчас в этой комнате имеет то или иное отношение к банковскому делу. Как сказал мне один из вас, деньги проще всего делать, работая с самими деньгами. Именно так мы и поступим. Нам нужно открыть банк. У меня всё. Спасибо.

Все продолжали ошарашено смотреть на меня.

– Хреновый из тебя председатель, Настюха, – сказала Полина. – Или ты по принципу: краткость – сестра таланта?

– А что ещё говорить? – Искренне удивилась я.

– Э, подождите! – Обрёл дар речи Коля Белохвостиков. – Вы вообще понимаете, о чём говорите? Вы знаете, что это значит – открыть банк?!

– Сейчас узнаем, – мгновенно сориентировалась моя соседка, устраивая подбородок на переплетённых пальцах рук. – Давай, выкладывай!

– Сотни документов! Десятки подписей! Со столькими людьми нужно договориться!

– С людьми нам договариваться нельзя, – на всякий случай сообщила я. – Никто не должен знать, что мы – дети. Тем более, суперы.

– Всё это как-нибудь обойти можно? – Спросила Полина.

Коля, который продолжал бессвязно выкрикивать список проблем, осёкся и оказался категоричен:

– Нет, нельзя!

Денис – мальчик с живыми тёмными, какими-то разбойничьими глазами, – напротив, оживился:

– Почему же нельзя? На периферии нашей Солнечной системы есть так называемые банки-однодневки, – объяснил он, поворачиваясь в нашу сторону, – которые создаются только для того, чтобы провернуть какую-нибудь одну серьёзную операцию на Главной бирже. Потом эти банки объявляют себя банкротами – и всё. Для того чтобы зарегистрировать такой банк много телодвижений не нужно.

Катя тоже заинтересовалась.

– Тем более, если замаскироваться под банк-мост! – Сказала она.

– И кого ты мостировать собираешься? – Подал голос Сергей, он сидел в стороне с таки видом, словно не собирался участвовать в разговоре, но поворот последнего его почему-то заинтересовал.

– Да кого угодно! Никто не откажется. Дай мне биржевую сводку – и я тебе через десять минут дам список тех ребят, которые с радостью примут услуги любого мост-банка!

Сергей пожал плечами.

– А потом? – спросил он. – Нужно будет ведь с руководством подопечного банка встречаться?

– Обойдутся! А если найти, кто не в ладах с законом, они сами будут рады побыстрее разобраться с делами.

– Но ведь это же противозаконно!! – Заорал Белохвостиков, вскакивая с места. – Вас уже только за одни такие идеи нужно вязать!

– Настюха! – Тихонько, но чтобы было всем слышно, попросила Полина. – Дай ему вафлю какую-нибудь или печенье, чтобы он заткнулся! Ребята, вы продолжайте-продолжайте, – замахала она руками, – не обращайте на нас внимания, ладно?

Спор возобновился с новой силой. Белохвостиков сначала обиженно сопел, не вступая в дискуссию, но в какой-то момент всё-таки не выдержал.

– Что за ересь вы несёте! – Схватился он за голову. – Негативный процент взимается только с юридических лиц! Пора бы знать, что уже полтора года как вышел закон…

Полина тронула меня за плечо:

– Пойдём, мы тут лишние.

– Куда?! Это наша комната!!

– Пусть пообщаются. Я всё равно из их арго ни слова не понимаю. Ты, подозреваю, тоже. Не будем мешать. В гости к Маришке сходим. Или к Никите.

– В три часа ночи?! Ты в своём уме?

– Тогда просто по улице прогуляемся. Ты когда-нибудь гуляла по улице ночью?

– Ни разу, – пришлось признаться мне.

– Вот сейчас мы и преодолеем это досадное упущение твоей биографии. Одевайся!

Гулять по улице в три часа ночи – это звучит, может быть романтично, но романтики в таком занятии, честно сказать, ни на грош. Около нашего холла не оказалось ни одного фонаря, и темень была такая, что хоть глаз выколи, хоть два – видно будет одинаково. Мой романтичный настрой растворился под холодным и нудным осенним дождём, который был таким мелким, что его нельзя было заметить, но через несколько минут куртку можно было выжимать.