Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 18

Кукулькан умолк. Дорога вилась вверх по холмам около бухты. Вода тихо плескалась, но спереди до Дианы уже доносился грохот прибоя на скалах.

— О чем вы думаете, редкостная леди? — спросил Кукулькан.

— О, я не знаю, как это сказать. Вы были так со мной любезны, что я не хотела бы, чтобы мои слова прозвучали, как — э-э — неблагодарность.

— Но?

— Но такая ваша жизнь — разве она не страшно одинока? Каждый — твоя собственная копия, даже твоя жена, твои собственные дети — как вы это выдерживаете? Ведь вы же не тупицы! Уж если бы я должна была оставаться всегда наедине с собой, я бы выбрала пустую планету, где не было бы никого — никакой второй и третьей меня с моими же мыслями, чувствами и вообще…

— Вы напрасно боялись, — спокойно отреагировал он. — Этого вопроса я ждал, и обиды у меня нет совсем. Полный ответ невозможен. Чтобы понять, нужно быть захарийцем. Но попробуйте использовать ваш острый ум и построить небольшое логическое рассуждение. Мы не идентичны. Похожи, да, но не одинаковы. Помимо вариантов генотипа, нас отличает каждого его прожитая жизнь, его окружение. Так бывает и у близнецов обыкновенных людей. Они никогда не идут одним путем. Очень часто их пути расходятся весьма далеко. Вспомните, что сейчас Пеле отрабатывает свою очередь работником фактории, хотя ее основная специальность — промышленный администратор. Изида — планетолог-археолог. Хеймдаль — купец, Вишну — ксенолог, Кван Ин — специалистка по семантике — и так это и получается, бесконечно разнообразно, как разнообразен сам космос.

И у нас все время есть что-то новое, постоянно меняющаяся информация из внешней Вселенной. Приходят новости, книги, пьесы, музыка, живопись, наука — да, и моды, и развлечения. У каждой личности — свое восприятие, оценки, опыт — свои и только свои, и потом мы их сравниваем, спорим, пытаемся синтезировать — нет, Диана, мы не стоим на месте, нет!

Краем сознания она заметила эту фамильярность — обращение по имени, но не поняла, как реагировать: то ли быть польщенной, то ли насторожиться. Но главная мысль была — сформулировать ответ.

— Кстати — при том, что вы раньше говорили, и всем вашем отношении к нам, вы привозите сюда трех парий-бродяг, когда в течение целых столетий ступить сюда для чужака было редкой привилегией — поверьте мне, мы ценим вашу помощь и доброту, но я не могу не подумать, что — когда эта война перекрыла весь поток информации со звезд — что у вас отчаянная нужда хоть в чем-то свежем.

— Вы мудры не по годам, — медленно ответил он. — «Отчаянная» — слишком сильное слово. Отец Аксор очень нам интересен, а его спутники идут с ним в одном наборе. Есть и более глубокие мотивы — но их понял бы только захариец. Вы лично, Диана, здесь более чем желательны.

Но она продолжала видеть то же одиночество, подобное одиночеству Люцифера, и гадала, как же оно отражается на обществе, поколение за поколением. Вдруг Таргови показался ей куда менее чуждым, чем этот человек рядом с ней.

Но тут они дошли до края и остановились. Кукулькан широким жестом показал на раскинувшийся вид. У Дианы перехватило дыхание.

Утесы обрывались в шхеры, где ревели валы, разбиваясь белой пеной на синем, фиолетовом, зеленом. Дальше без конца и края лежал океан, скрываясь вдали в дымке, и штормовые облака отсюда казались не громоздящимися чудовищами, а скульптурной миниатюрой. Опалесцировали воды бухты, переливаясь цветом земных роз в нескончаемой игре золотистого света и иссиня-черной тени на глубоком изумрудном фоне. На западе начинал распускать крылья Патриций. На юге взгляд преграждала снежная вершина Эллады, зажженная пламенем.

Когда Кукулькан взял ее за руку, было естественно ее крепко сжать. Он снова улыбнулся и вернулся к прежней мысли:

— Человечеству нужны твои гены. Они драгоценны. И твой долг передать их дальше.

Адмирал и самопровозглашенный император сэр Олаф Магнуссон предоставил право безопасного прохода кораблю с Терры при условии, что его экипаж сдаст оружие и передаст управление людям адмирала. Не потому, что сам по себе одинокий корабль — легкий крейсер с уменьшенным для скорости вооружением — представлял хоть сколько-нибудь серьезную угрозу. А потому, быть может, что главой делегации, бывшей на борту корабля, был адмирал Флота сэр Доминик Флэндри.

Перелет был коротким — от звезды рандеву до солнца Сфинкса, планеты, на которой Магнуссон расположил свою ставку. Это был дальновидный выбор. Помимо положения, имевшего в сложившихся условиях стратегическое значение, планета была пригодна для жизни людей и была мощным промышленным центром, охватывающим всю систему. Не то чтобы людей там не было — имя планете было дано, когда люди отчаялись хоть как-то понять ее коренных жителей. Те просто платили свою дань Империи и продолжали заниматься своими загадочными делами. На прибытие Магнуссона они отреагировали так же равнодушно, не оказав никакого сопротивления, дав ему все, чего он требовал, приняв его обещание компенсировать затраты после победы, но сами ничего не предлагали. Это его вполне устраивало. Ему не было ни нужно, ни желательно еще одно общество под его управлением в дополнение к имеющимся — и так уже сильно растянутым и с трудом организованным.

Управление — понятие относительное. В контролируемом им пространстве — в настоящее время клин, занимающий десять процентов от того, что объявляла принадлежащим ей Империя, — жизнь большинства миров шла без заметных изменений, если не считать ограничений межзвездной торговли. Те же чиновники занимались примерно теми же делами, что и прежде. Разница была в том, что докладывали они — если докладывали — комиссарам Флота Магнуссона, а не наместникам Герхарта. Они следили за выполнением всех реквизиций. Они не пытались бунтовать — иначе их сбросили бы их собственные подчиненные под громкое одобрение населения, не желавшего подвергнуться ядерной бомбардировке.

Но пока что мало кто в открытую поддержал дело олафистов. Основное требование было — не оказывать ему сопротивления. Победит Герхарт — можно объяснить, что выбора не было. Победит Магнуссон — еще будет достаточно времени проявить лояльность.

Так, упрощенно говоря, обстояло дело с гражданскими. Некоторые офицеры Флота отнеслись к своей присяге с античной серьезностью и увели тех, кто пошел за ними, в космос или в горы — вести партизанскую войну во имя династии Моллитора. Их число было более чем уравновешено теми, кто принес присягу на верность самозванцу. Среди них были не только оппортунисты. У многих долго копилось недовольство режимом, который пожирал их жизни и службу без всякого толка. Другие видели в революции путь к восстановлению в обществе правды, чести, твердости и даже — что бы ни имел в виду избранный ими вождь — остановку жерновов бессмысленной полувойны с Мерсейей.