Боб Шоу - Ночная прогулка

– Нет, они существуют, – торжествующе произнес Уинфилд. – Или почти существуют. Сейчас я пытаюсь изготовить примитивный сонарный «фонарь», прямо здесь, в тюремном центре перевоспитания. Точнее, Эд XoгapT, начальник мастерской центра, пытается изготовить его под моим руководством. Я, естественно, не могу выполнять ручную работу.

Теллон безропотно вздохнул. Похоже, все, что говорит Уинфилд, слишком абсурдно и фантастично.

– Вы хотите сказать, что за вами совсем не следят? И их не волнует, что нарушаются два самых строгих запрета? Причем нарушаются в государственном учреждении и за государственный счет?

Уинфилд шумно поднялся на ноги.

– Жаль, сынок, что ты смотришь на это так скептически. Но я готов предположить, что в иных, не столь тяжелых обстоятельствах ты способен вести себя как цивилизованный человек. Пойдем-ка со мной.

– Куда?

– В мастерскую. Там тебя ждет пара сюрпризов.

Держась за пухлую руку Уинфилда, Теллон вышел вслед за ним из четырехугольного внутреннего двора. Он и сам не ожидал, что сможет испытывать к чему-нибудь такой интерес.

Уинфилд, постукивая тростью, двигался уверенно и довольно быстро. Пока они шли, множество людей сочувственно приветствовали Теллона, прикасаясь к его плечу, а один сунул ему в свободную руку пачку сигарет. Теллон заставлял себя не опускать голову и идти непринужденной походкой, но это было почти невозможно: он чувствовал, что на его лице застыла извиняющаяся улыбка слепого.

Чтобы попасть в мастерскую, им нужно было пройти мимо главного корпуса тюрьмы и преодолеть двести ярдов до вспомогательного корпуса. По дороге Уинфилд объяснил, что его «фонарь» излучает узкий луч высокочастотного ультразвука и имеет приемник, улавливающий эхо; электронная схема накладывает эхо и исходный сигнал друг на друга. Идея заключалась вот в чем. Частота излучения звукогенератора периодически «сползает» с 80 до 40 килогерц, благодаря чему частота исходного сигнала всегда немного ниже, чем у отраженного. При наложении сигналов друг на друга возникают биения, частота которых пропорциональна расстоянию до предмета, попавшего в луч «фонаря», что позволит слепому постепенно воссоздать для себя картину окружающего мира.

Кое-что Уинфилд разработал сам, кое-что помнил по публикациям в старых медико-технических журналах. Эд Хогарт – по-видимому, заядлый любитель технических новинок – соорудил ему опытный образец. Но когда ему понадобилось понизить частоту, чтобы сделать высокочастотные колебания слышными человеческому уху, у него начались затруднения по части электроники.

Слушая, Теллон ощущал растущее уважение к старому врачу, который, казалось, был просто неспособен признать свое поражение. Они дошли до центра перевоспитания и остановились у входа.

– Прежде, чем мы войдем, сынок, еше один момент. Я хочу, чтобы ты пообещал ничего не говорить Эду о том, зачем мне на самом деле сонарный «фонарь». Если он догадается, то моментально бросит над ним работать, чтобы спасти меня от меня самого, как гласит поговорка.

– Хорошо, – сказал Теллон, – но взамен и вы пообещаете мне кое-что. Если у вас действительно есть план побега, не включайте меня в этот план. Если я когда-нибудь надумаю покончить с собой, то выберу способ полегче.

Они поднялись по лестнице на один пролет и вошли в мастерскую. Теллон сразу понял, что это мастерская, по знакомому запаху горячего припоя и застоявшегося сигаретного дыма – запаху, который так и не изменился с его студенческих лет.

– Ты здесь, Эд? – Эхо от голоса Уинфилда подсказало, что мастерская совсем маленькая. – Я привел гостя.

– Я знаю, что ты привел гостя, – произнес рядом тонкий, раздраженный голос. – Я ведь могу его видеть. Ты так давно ослеп, что уже и всех остальных стал считать слепыми, – голос становился все тише и перешел наконец в едва слышное сварливое бормотание.

Уинфилд раскатисто захохотал и шепнул Теллону:

– Эд родился на этой планете, но одно время очень активно участвовал в старом движении унионистов и не догадался уйти из него, когда власть перешла к лютеранам. Арестовывал его Крюгер. Эд пытался бежать и повредил себе пятки – конечно, совершенно случайно. Здесь довольно много трофеев Крюгера – они скачут по Павильону, как птички.

– Со слухом у меня тоже все в порядке, – предупредил Хогарт.

– Эд, это Сэм Теллон – человек, который чуть не прикончил Черкасского. Здорово разбирается в электронике, так что, возможно, вам теперь удастся заставить мой фонарь работать.

– У меня диплом электронщика, – сказал Теллон, – но это еще не значит, что я в ней так уж здорово разбираюсь.

– Но ты сможешь по крайней мере найти дефекты в простенькой схеме понижения частоты, – сказал Уинфилд. – Пощупай-ка вот это.

Он подвел Теллона к верстаку и положил его руки на замысловатое устройство из металла и пластика около трех футов в поперечнике.

– Это он и есть? – Теллон обследовал массивные блоки пальцами. – Зачем вам эта штука? Мне показалось, что вы имели в виду прибор, который можно унести в одной руке.

– Это модель, – нетерпеливо рявкнул Хогарт. – Она в двадцать раз больше настоящего прибора, чтобы доктор мог разобраться в ней на ощупь. А я потом воспроизведу ее в нужном масштабе. Идея хорошая, только она не работает.

– Теперь заработает, – самоуверенно сказал Уинфилд. – Что ты на это скажешь, сынок?

Теллон задумался. Уинфилд казался ему чокнутым старым простаком, а Хогарт, по всей вероятности, был ему под стать, но за то короткое время, что Теллон провел с ними, он почти позабыл о своей слепоте.

– Я помогу вам, – сказал он. – У вас хватит материалов на два опытных образца?

Уинфилд возбужденно стиснул ему руку:

– Не волнуйся об этом, сынок. Хелен проследит, чтобы мы получили все необходимые детали.

– Хелен?

– Да, Хелен Жюст. Она начальница центра перевоспитания.

– И она не возражает против того, что вы делаете эту штуку?

– Не возражает? Скажешь тоже! – заревел Уинфилд. – Да это в основном была ее идея. Она стояла за этот план с самого начала.

Теллон недоверчиво покачал головой:

– Странный поступок для чиновницы ее ранга. Выходит, чтобы помочь вам, она идет на риск предстать перед доктринальным синодом? Зачем?

– Ну ты, сынок, опять завел песню – все думаешь о разных мелочах. А это мешает тебе сосредоточиться на главком. Откуда мне знать, зачем? Может, ей нравятся мои глаза; доктор Хек говорит, что они красивого синего цвета. Конечно, он судит о них предвзято, поскольку сделал их своими руками.

Тут Уинфилд и Хогарт разразились диким хохотом. Теллон положил руки на массивный прямоугольный корпус модели, чувствуя, как солнечные лучи согревают его кожу. Все его предыдущие мысли оказались неверными. Жизнь слепца была не скучной и не простой.