Фредерик Пол - Врата. За синим горизонтом событий

Я по-настоящему расслышал среди всего этого только одно слово, и оно меня очень удивило. «Поэт?»

Он улыбнулся. «Ты не знал? Так я попал на Врата: дорогу оплатил Фонд Гугенхейма». Он снял кастрюлю с плиты, разложил жаркое на две тарелки, и мы поели.

И это тот самый человек, который два дня назад злобно кричал целый час на двух Дэнни, а мы с Сузи, сердитые и изолированные, лежали в шлюпке и прислушивались. Это все поворотный пункт. Теперь мы свободны; в полете припасы у нас не кончатся, и нам не нужно беспокоиться из-за находок, потому что премия нам гарантирована. Я спросил его о его поэзии. Он не стал читать, но обещал показать стихи, которые отправлял в Фонд Гугенхейма. Когда вернемся на Врата.

………………………………………………………………………..

ОТНОСИТЕЛЬНО ПЬЕЗОЭЛЕКТРИЧЕСТВА

Профессор Хеграмет. Единственное, что мы установили относительно кровавых алмазов, это то, что у них поразительная способность к пьезоэлектричеству. Кто-нибудь знает, что это означает?

В. Они расширяются и сокращаются, когда по ним пропускают ток?

Профессор Хеграмет. Да. И наоборот. Сожмите их, и они произведут электрический ток. Очень быстро, если нужно. Это основа пьезофонов и пьезовидения. Пятидесятимиллиардная промышленность.

В. А кто получает проценты от всего этого?

Профессор Хеграмет. Знаете, я так и думал, что кто-нибудь спросит об этом. Кровавые алмазы найдены очень давно, в туннелях хичи на Венере. Задолго до Врат. Лаборатории Белла установили, как их использовать. На самом деле используют нечто другое — изобретенное ими синтетическое вещество. Создана обширная коммуникационная сеть, и Белл не должна платить никому, только себе.

В. Хичи тоже использовали их для этого?

Профессор Хеграмет. Мое личное мнение, что, вероятно, да, но я не знаю, каким образом. Вы подумайте, если они их оставили повсюду, то должны были бы оставить и приемники и передатчики. Но если они их и оставили, я об этом не знаю.

……………………………………………………………………………….

Когда мы кончили есть, вытерли тарелки и кастрюлю и убрали их, Дэйн взглянул на часы. «Слишком рано будить остальных, — сказал он, — а делать совершенно нечего».

Он посмотрел на меня, улыбаясь. Настоящая улыбка, не усмешка. Я придвинулся к нему и сидел в тепле и приветливости его объятий.

И девятнадцать дней пролетели, как час, и часы сказали нам, что мы почти прибыли. Мы все не спали, теснились в капсуле, оживленные, как дети на Рождество, которые ждут игрушек. Это был самый мой счастливый рейс и, может, вообще один из самых счастливых. «Знаете, — задумчиво сказал Дэнни Р., — мне почти жаль, что мы прилетаем». А Сузи, которая едва начала понимать наш английский, сказала:

— Sim, ja sei, — и затем: — Мне тоже. — Она сжала мою руку, а я ее: но на самом деле я думал о Кларе. Мы несколько раз пробовали связаться по радио, но в отверстиях в пространстве, которые проделывают корабли хичи, радио не работает. Зато уж когда мы вынырнем в обычное пространство, я смогу поговорить с ней! Мне было все равно, что остальные смогут услышать. Я знал, что хочу ей сказать. Я даже знал, что она ответит. В этом не могло быть сомнения: на их корабле та же эйфория, что на нашем, и по той же причине, а со всей этой любовью и радостью в ответе не было сомнения.

— Мы останавливаемся! — закричал Дэнни Р. — Чувствуете?

— Да! — подтвердил Мечников, подпрыгивая на маленьких колебаниях псевдогравитации, которые означали, что мы в нормальном пространстве. Был и еще один признак: золотая спираль в центре каюты начала светиться все ярче с каждым мгновением.

— Мне кажется, у нас получилось, — сказал Дэнни Р., сияя от радости, и я был так же счастлив, как и он.

— Начну сферическое сканирование, — сказал я, уверенный, что знаю, что нужно делать. Сузи открыла люк шлюпки: они с Дэнни А. должны были наблюдать за звездами.

Но Дэнни А. не присоединился к ней. Он смотрел на экран. Я тоже посмотрел туда. Корабль повернулся, и я увидел звезды. Выглядели они нормально: ничего в них не было особенного, разве что они немного расплывались почему-то.

Я споткнулся и чуть не упал. Вращение корабля не было ровным, как должно быть.

………………………………………………………………………………………….

ДОПОЛНЕНИЕ К НАВИГАЦИОННОМУ РУКОВОДСТВУ 104

Пожалуйста, дополните ваше Навигационное руководство следующим дополнением:

Курсовой набор, в котором содержатся линии и цвета, указываемые на прилагаемой схеме, как будто имеют определенное отношение к количеству топлива или другой энергии, необходимой для движения корабля.

Все старатели предупреждаются, что три яркие оранжевые линии (схема два) как будто обозначают почти полное отсутствие горючего. Ни один корабль, в наборе которого были такие линии, не вернулся, даже из уже проверенных маршрутов.

……………………………………………………………………………………………

— Радио, — сказал Дэнни, и Мечников, нахмурившись, посмотрел на вспыхнувшую лампу.

— Включите его! — закричал я. Может, будет говорить Клара. Мечников, по-прежнему хмурясь, потянулся к включателю, и тут я заметил, что спираль светится необыкновенно ярко. Я такого не видел, она как будто была очень раскалена. Но от нее не исходило никакого жара, только золотой цвет, перемежавшийся белыми полосами.

— Странно, — сказал я, показывая.

Не думаю, чтобы кто-нибудь слышал меня: из радио доносились статические разряды, в замкнутой капсуле они звучали очень громко. Мечников схватил ручку настройки и усиления громкости.

Сквозь шум я услышал голос. Вначале я его не узнал. Это был Дэнни А. «Чувствуете? — кричал он. — Это волны гравитации. Мы в беде. Прекратите сканирование!»

Я машинально прекратил его.

Но к этому времени корабельный экран повернулся, и на нем появилось нечто — не звезда и не галактика. Тускло светящаяся масса бледно-синего цвета, вся в пятнах, огромная и устрашающая. При первом же взгляде я понял, что это не солнце. Солнце не может быть таким синим и тусклым. Глаза болели при взгляде на него, но не из-за яркости. Болело внутри глаз, в зрительном нерве. Боль была в самом мозгу.

Мечников выключил радио, и в наступившей тишине я услышал, как Дэнни А. набожно говорит: «Боже! Мы пропали. Это черная дыра».

С вашего разрешения, Боб, — говорит Зигфрид, — я хотел бы обсудить кое-что с вами, прежде чем вы переведете меня на пассивный режим.

Я настораживаюсь: сукин сын читает мои мысли. «Я замечаю, — немедленно говорит он, — что вы испытываете какое-то опасение. Вот его-то я и хотел бы исследовать».

Невероятно. Я как будто хочу пощадить его чувства. Иногда я забываю, что он машина. «Я не знал, что ты чувствуешь это», — извиняюсь я.