Фредерик Пол - Врата. За синим горизонтом событий

— Это не любовь, сынок. Это то, о чем я тебе говорил. Насилие. Насилие у людей нехорошо, хотя, может, и хорошо у селезней.

Вэн кивнул и поторопил Крошечного Джима: «А почему?»

Пауза. «Я продемонстрирую тебе это математически, Вэн, — сказал наконец Крошечный Джим. — Привлекательный сексуально объект можно определить как женщину моложе тебя не больше чем на пять лет и не старше чем на десять. Эти числа нормализованы для твоего возраста и, конечно, являются только приблизительными. Привлекательный сексуальный объект, далее, можно охарактеризовать по визуальным, обонятельным, тактильным и акустическим — в порядке убывающей важности — признакам, стимулирующим тебя и указывающим на возможный доступ. Ты меня понимаешь?»

— Нет.

Пауза. «Ну, ладно. Теперь обрати внимание. На основе этих четырех признаков некоторые женщины будут для тебя сексуально привлекательны. До самого контакта ты не будешь подозревать о существовании других признаков, которые могут оттолкнуть тебя, повредить тебе или снизить половую потенцию. 5/28 объектов находятся в состоянии менструации. У 3/87 гоноррея, у 2/95 сифилис. У 1/17 густые волосы на теле, кожные наросты или другие физические недостатки, скрытые под платьем. И, наконец, 2/71 будут вести себя оскорбительно во время взаимодействия, 1/16 — издавать неприятный запах, 3/7 будут сопротивляться насилию так ожесточенно, что уменьшат или совсем сведут на нет твое наслаждение: оценки даны применительно к твоему психологическому профилю. Суммируя все, следует заключить; 6 к одному, что ты не получишь удовольствия от насилия».

— Значит, нельзя совокупляться с женщиной без ухаживания?

«Совершено верно, мальчик. Не говоря уже о том, что это незаконно».

Вэн некоторое время задумчиво молчал, потом вспомнил, что нужно спросить: «Это правда, Крошечный Джим?»

Смешок. «На этот раз я тебя поймал, парень! Все до единого слова!»

Вэн надулся, как жабомордый. «Не очень забавно, Крошечный Джим. У меня даже все опустилось».

— А чего ты ожидал, парень? Ты велел не рассказывать тебе истории. Почему тебе не понравилось?

— Мне пора улетать. У меня нет времени.

— А у меня нет ничего другого, кроме времени! — хихикнул Крошечный Джим.

— И у тебя нет ничего, что бы я хотел послушать, — свирепо сказал Вэн. Он сердито отсоединил всех, пошел на корабль и сжал ручку старта. Ему не пришло в голову, что он поступил грубо с единственным своим другом во вселенной. Он никогда не думал о их чувствах.

На тысяча двести восемьдесят второй день нашего оплаченного развлекательного путешествия к облаку Оорта главным развлечением была почта. Вера весело зазвонила, и мы все явились получать почту. Сексуально возбужденная младшая сестра моей жены получила шесть писем от кинозвезд. Впрочем, не все они кинозвезды. Всякие известные и хорошо выглядящие мужчины, которым она пишет, потому что ей всего четырнадцать и нужен мужчина, о котором она бы могла мечтать и который отвечает ей, вероятно, потому, что это советует делать в рекламных целях его пресс-агент. Письмо моему тестю Пейтеру — с его старой родины. Длинное, по-немецки. Приглашают его вернуться в Дортмунд и выставить свою кандидатуру в мэры, бургомистры или как там это называется. Разумеется, предполагая, что он вернется живым. Впрочем для всех нас четверых это только предположение. Личное письмо моей жене Ларви, вероятно, от прежнего друга. И письмо всем нам от бедного вдовца Триш Боувер — а может, мужа, смотря по тому, считаете ли вы Триш живой или мертвой:

«Встретили ли какие-нибудь следы корабля Триш?

Хансон Боувер».

Коротко и ясно. Вероятно, больше ему сказать нечего. Я велел Вере отправить ему обычный ответ: «К сожалению, нет». У меня достаточно времени для этого ответа, потому что Полу С. Холлу, то есть мне, не пришло ничего.

Мне редко что-нибудь приходит, поэтому я так много играю в шахматы. Пейтер говорит, что мне вообще повезло, что я оказался участником полета, и, вероятно, этого не было бы, если бы он не потратил все свои деньги, финансируя семью. И его умений, но тут уж мы все вложили свое. Пейтер — хороший химик, я инженер. Моя жена Дорема — лучше ее так не называть, мы обычно зовем ее Ларви — пилот. И очень хороший. Ларви моложе меня, однако она шесть лет провела на Вратах. Ей не повезло, но она многому научилась. И не только в области пилотирования. Иногда я смотрю на руки Ларви с ее пятью браслетами — по одному за каждый полет, на ее руки, твердо и уверенно лежащие на приборах контроля корабля, теплые и согревающие, когда она касается меня… я не очень знаю, что было с ней на Вратах. Вероятно, мне и не стоит это знать.

И, наконец, ее младшая бойкая сестра Джанин. Ах, Джанни! Иногда ей четырнадцать лет, а иногда сорок. Когда ей четырнадцать, она пишет сентиментальные письма своим кинозвездам и играет игрушками — рваным броненосцем-армадилом, молитвенным веером хичи (настоящим) и огненной жемчужиной (поддельной). Их купил ей отец, чтобы уговорить принять участие в полете. А когда ей сорок, она хочет играть со мной. Так мы и живем. В кармане друг у друга три с половиной года. И пытаемся не совершить убийство.

Мы не одни в космосе. Изредка мы получаем весточки от ближайших соседей; с базы на Тритоне или с какого-нибудь исследовательского корабля. Но Тритон, вместе с Нептуном, далеко от нас — сообщение идет три недели. А у исследовательского корабля мало энергии, хотя он от нас в пятидесяти световых часах. Не похоже на дружескую болтовню через садовую ограду.

И я играю в шахматы с нашим корабельным компьютером.

На пути к облаку Оорта особенно нечего делать, кроме игр: к тому же это позволяет не принимать участие в Войне Двух Женщин, которая постоянно свирепствует на нашем маленьком корабле. Своего тестя я могу выдержать, если нужно. Он держится обособленно, насколько это возможно в четырехста кубических метрах. Но не всегда выношу двух его сумасшедших дочерей, хотя люблю их обеих.

Все это было бы легче выносить, если бы у нас было больше пространства, говорю я себе, но невозможно выйти погулять вокруг квартала, чтобы успокоиться, если ты на космическом корабле. Иногда короткая вылазка наружу, чтобы проверить состояние боковых грузов, и тогда можно осмотреться; Солнце все еще самая яркая звезда в своем созвездии, но Сириус перед нами ярче, и Альфа Центавра, сбоку и ниже эклиптики, тоже. Но это всего лишь час, и назад в корабль. Не очень роскошный корабль, предназначенный для не более чем шестимесячного полета. А мы сидим в нем взаперти уже три с половиной года. Бог мой! Мы, должно быть, сошли с ума, когда соглашались. Что хорошего в нескольких миллионах долларов, когда спятишь.