Фредерик Пол - Врата. За синим горизонтом событий

— Забудь об этом, Вэн, — мудро сказала Джанин. — Нам этого никогда не позволят.

— Не так быстро, девочка, — сказал отец. — Не тебе решать. Парень сделал интересное предложение. Если он может открыть для нас врата небес, зачем нам оставаться на холоде?

Джанин посмотрела на отца, но ничего не смогла прочесть на его лице. «Ты хочешь сказать, что готов отпустить нас с Вэном одних?»

— Вопрос не в этом, — ответил он. — Вопрос в том, как побыстрее закончить этот проклятый Богом полет и забрать свои деньги. Других вопросов нет.

— Что ж, — немного погодя сказала Ларви, — мы можем пока не принимать решения. Небеса и так всю нашу жизнь ждут нас.

Отец ответил: «Это правда, да. Но, выражаясь конкретней, некоторым из нас ждать меньше остальных».

Каждый день с Земли поступали новые сообщения. Но, к всеобщей досаде, они относились к событиям далекого прошлого, до появления Вэна, и не имели отношения к нынешним делам и планам. Проведите такие-то химические анализы. Просветите то и то рентгеновскими лучами. Измерьте то-то и то-то. Сейчас, конечно, сообщение о том, что они прибыли на фабрику, достигло Нижней Веры, и, наверно, ответ уже в пути. Но его не будет еще несколько недель. У базы на Тритоне лучший компьютер, чем Вера, и Пол с Ларви обсуждали вопрос о передаче туда всей информации и просьбы об интерпретации и советах. Старый Пейтер с яростью возражал. «Эти бродяги, цыгане? Зачем отдавать им, что нам так дорого досталось?»

— Никто не сомневается в наших правах, папа, — успокаивала его Ларви. — Это все наше. В контракте все сказано.

— Нет!

И вот все рассказанное Вэном они ввели в бортовую Веру, и маломощный медлительный мозг Веры принялся разбираться и искать смысл. Даже составлять графики. Внешний вид того места, откуда прилетел Вэн. Вероятно, не очень похоже, потому что Вэн не проявил никакого интереса. Коридоры. Машины. Сами хичи. И всякий раз Вэн вносил поправки:

— Нет. У них у всех бороды, и у самцов, и у самок. И даже у совсем молодых. А груди у самок… — и он прижимал руки под грудной клеткой, показывая, как низко они свисают. — И запах у них не тот.

— Голограммы совсем не пахнут, Вэн, — сказал Пол.

— Вот именно! А они пахнут. И в течке очень сильно.

И Вера гудела, пережевывая новые данные, и вносила поправки. После многих часов то, что казалось Вэну игрой, превратилось в скучное, утомительное занятие. И когда он начал говорить: «Правильно! Именно так выглядит комната Мертвецов», — они поняли, что он так отвечает, чтобы избавиться от скучного занятия, и давали ему передышку. Тогда Джанин отправлялась с ним бродить по коридорам, пристегнув к плечу камеру и микрофон; вдруг он скажет что-нибудь важное или покажет сокровище, и они начинали разговаривать. Знания его были так же поразительны, как и невежество. И то и другое совершенно непредсказуемо.

Но не только Вэн нуждался в изучении. Каждый час Ларви или Пейтер предлагали обсудить новый способ, как заставить Пищевую фабрику отказаться от запрограммированного курса, чтобы они могли выполнить свою основную задачу. Ничего не получалось. С Земли приходили все новые сообщения. Но они по-прежнему не имели отношения к важным событиям на корабле. Они даже не были интересны. Джанин оставила в памяти Веры целую пачку писем от своих кумиров, не побеспокоившись их прочесть; послания, которые она получала от Вэна, удовлетворяли все ее нужды. Иногда поступали странные сообщения. Ларви сообщили, что коллеги объявили ее женщиной года. Старый Пейтер получил официальное письмо из города, где родился. Прочитав его, он разразился хохотом. «Дортмунд просит меня стать бургомистром! Что за вздор!»

— Ну, это же прекрасно, — сказала Ларви. — Это такая честь.

— Ничего подобного, — свирепо возразил он. — Бургомистр! С тем, что у нас есть, я могу быть избран президентом Федеральной республики или даже… — он смолк, потом мрачно сказал: — Если, конечно, я еще увижу Федеральную республику. — Помолчал, глядя поверх голов. Некоторое время беззвучно шевелил губами и сказал: — Наверно, пора возвращаться.

— Ах, папа, — начала Джанин и замолчала; старик бросил на нее взгляд, как вожак волчьей стаи на щенка. Между ними возникло неожиданное напряжение, но тут Пол откашлялся и сказал:

— Ну, это, конечно, одна из наших возможностей. Остается, правда, вопрос о контракте…

Пейтер покачал головой. «Я уже думал об этом. Нам и так уже очень много должны! Только за то, что мы прекратили лихорадку. Если нам заплатят хоть один процент от предотвращенного убытка, у нас будут миллионы. Миллиарды. А если не станут платить… — он замолчал, потом сказал: — Нет, заплатят. Просто надо поговорить с Землей. Сообщить, что мы покончили с лихорадкой, что не можем передвинуть Пищевую фабрику и возвращаемся домой. К тому времени, как придет ответ, мы уже много недель будем в пути».

— А как же Вэн? — спросила Джанин.

— Полетит с нами, конечно. Снова будет среди людей, так для него лучше.

— Может, позволим самому Вэну решать. И как же наш полет на небо?

— Это была мечта, — холодно ответил отец. — В действительности мы не все можем. Пусть кто-нибудь другой исследует небеса, на всех хватит; а мы дома будем наслаждаться богатством и славой. Дело не только в контракте, — почти умоляюще сказал он. — Мы спасители! Будут лекционные туры, приглашения в рекламу! Мы станем очень влиятельными людьми!

— Нет, папа, — сказала Джанин, — послушай меня. Вы все говорили о нашем долге помочь миру: накормить людей, принести им новые механизмы, чтобы их жизнь стала легче. Разве мы не будем выполнять свой долг?

Он яростно повернулся к ней. «Дерзкая девчонка, что ты знаешь о долге? Без меня ты бы в какой-нибудь чикагской канаве ждала благотворительности. Надо думать о себе!»

Она начала говорить, но ее остановил испуганный взгляд Вэна. «Я это ненавижу ! — объявила она. — Мы с Вэном отправляемся на прогулку. Хотим убраться от вас!»

— Он на самом деле не такой плохой, — сказала она Вэну, как только их не могли услышать. Сзади доносились голоса спорящих, и Вэн, который не привык к ссорам, был явно расстроен.

Вэн не ответил прямо. Он указал на выступ на голубой стене. «Это место воды, — сказал он, — но это мертвое. Их тут десятки, и почти все мертвые». Из чувства долга Джанин осмотрела выступ, нацеливая на него камеру. На вершине небольшой кран, как нос, а внизу что-то вроде раковины. Большая, можно почти целиком там вместиться, и совершенно сухая. «Ты говорил, что один такой работает, но воду пить нельзя?»

— Да, Джанин. — Но он был неразговорчив.

Джанин сказала: «Когда я была маленькой, папа рассказывал мне сказки. В основном страшные, но не всегда. Он рассказывал о Черном Питере. Насколько я помню, это что-то вроде Санта Клауса. Он говорил, что если я буду хорошей девочкой, Черный Питер на Рождество подарит мне куклу, а если плохой — кусок угля. Или что-нибудь похуже. И я называла папу Черный Питёр. Но он мне никогда не приносил кусок угля. — Они шли по голубому коридору, Вэн внимательно слушал, но не отвечал. — Потом умерла мама, — продолжала Джанин, — а Пол и Ларви поженились, и я некоторое время жила с ними. Но папа не плохой. Он часто приходил ко мне повидаться. Вэн! Ты понимаешь, что я тебе рассказываю?»