Наталья Резанова - Открытый путь [сборник]

Оливер вошел вслед за ним. Ангелы и грешники вопили на резных колоннах. Святой Кал гак корчился на колесе, точно эллинский Иксион или тримейнский фальшивомонетчик.

Служка отпер дверь, но вместо того, чтобы идти за книгой, жался к стенке. Оливер швырнул ему монеты и взял свечу с алтаря. Пусть простят его Бог и все праведники Его за святотатство… единственное ли в жизни?

Он уже бывал в ризнице и знал, где лежит книга. Вряд ли с тех пор в Эйсане произошло столько свадеб, крестин и похорон, что ее успели заменить.

Но их и взаправду оказалось довольно много — венчаний то есть. Осенью, после сбора урожая, играются свадьбы, и поэтому большинство крестин приходится на весну и начало лета. У них — все наоборот… хотя книга — та же. Он узнал собственную подпись. А под ней…

Мускулы руки, державшей свечу, оцепенели, он не чувствовал, как расплавленный воск каплет на руку и на страницу, но свечу не выронил. Иначе бы чуду, оберегавшему эйсанскую церковь от огненной напасти, пришел конец.

Ниже его подписи четким, твердым, несколько угловатым почерком было выведено: Селия Алиена.

Алиена старше Селии, говорила она, поэтому ее имя должно быть первым. Но он не согласился.

Так разгадал он загадку или нет?

В комнате стоял полумрак, и Оливер замер на пороге, опасаясь потревожить женщину в кресле у окна. Она задремала за шитьем и прикорнула, привалясь к спинке. Оливер увидел то, что выскользнуло из ее рук на колени, — детская рубашечка, крестильная, должно быть… Сердце его болезненно сжалось.

Но он обязан знать.

— Алиена!

При звуке его голоса женщина резко выпрямилась, повернулась к нему, мгновенная судорога прошла по ее лицу.

Он узнал это взгляд.

Оливер сделал несколько тяжелых шагов. Что делать, как поступить, как быть дальше — он потерял всякое представление. Женщина наблюдала за ним, явно не намереваясь начинать разговор первой.

— Ты вернулась, — наконец выдавил он.

— Я всегда была здесь.

Последний раз он слышал этот голос зимним вечером, на опушке дубовой рощи… или нет?

— Что это значит?

— Это значит, что первая попытка не удалась. Правда, если тебя не затруднит вспомнить, я не исключала такой возможности. Кстати, сядь.

И в самом деле, почему он торчит перед ней навытяжку, как слуга? Оливер сел. Он чувствовал себя до крайности глупо, и от этого родилась злость.

— И все это время ты обманывала меня!

— Мы обманывали тебя, если тебе так нравится это слово, — вежливо поправила она. — В ту ночь по соседству со Сломанным мостом, когда стало ясно, что ничего не произошло, мы пришли к соглашению. Селия настаивала на том, чтобы по возможности утаить правду. Она пошла бы на все, чтобы избавить тебя от страданий. Я приняла ее доводы. Если двое пребывают в аду, зачем тащить туда и третьего?

В ту самую ночь… Он стиснул руки — суставы хрустнули. Но в ту ночь Селия заклинала его не верить Алиене, не поддаваться убедительности ее утверждений.

— Слова! Ты просто использовала меня! Впрочем, и ее тоже… — Стиснутые пальцы расслабились, потом сжались в кулаки. — Тебе просто нужно было, чтобы Селия родила ребенка, как полагалось по твоим расчетам.

— Не стану спорить. — Последовал знакомый округлый жест. — Что же, теперь ты знаешь, каково на самом деле положение вещей, и волен поступить соответственно.

— Третья часть плана, которую ты пыталась скрыть? Думаешь, я забыл? Господи, как велика твоя жажда власти и как сильна ненависть!

— Неправильный вывод, — бесстрастно возразила она. — Я никогда не знала ненависти.

— Слышать это от той, что погибла в сражении?

— Сражаться и ненавидеть — разные понятия. Как могла я ненавидеть существо, не рожденное для этого мира? Оно вне суда. И для него мы все, возможно, неизмеримо большее зло. Но я принадлежала этому миру, а ему оно причиняло вред. Поэтому данное существо следовало уничтожить.

Этот удивительно четкий выговор, уверенность, парадоксальность логики затягивали против воли, словно водоворот. Но Оливер не желал поддаваться.

— Как будто таракана прибить… А Найтли? Он-то — нашего мира. Его ты тоже уничтожила без ненависти?

— Каждому — по заслугам его… Хотя Найтли — это долгая история. Разумеется, тогда его звали по-иному.

— Что связывало вас? — вырвалось у него. Он вдруг осознал, что вопрос этот для него важен.

— Традиция. Забытая карнионская традиция. Поход двоих.

— Мне сказали, что это предрассудок.

— А что есть предрассудок? Косвенное свидетельство традиции. Данная восходит ко временам Темного Воинства. — Поясняя, она отнюдь не впадала в тот менторский тон, который предполагает в собеседнике не то слабоумие, не то младенческую наивность, напротив, в нем ощущалась спокойная доброжелательность.

— Безличию, бесформенности порождений Темного Воинства, оскорблявшим представления карнионцев о мироздании, нужно было найти противовес. Что же могло служить им?

— Порядок, наверное…

— Ошибочная мысль. Не порядок, а гармония. Гармония же рождается из единства противоположностей. Ты должен знать — это есть во многих учениях. Небесное и земное, правое и левое, свет и тьма — и так далее. В человеческом воплощении это союз мужчины и женщины. Совместно они изгоняют Темное Воинство — так учат «Логии» монастыря Четырех Врат и «Апокриф святого Хамдира».

Итак, в его жизни произошел слом, а в результате приходится выслушивать лекцию по древнекарнионской философии. И — странное дело — Оливер готов был с этим примириться.

— Никогда не слышал о таких.

— Еще бы. Их искореняли так усердно, что я не уверена, сохранился ли в империи хоть один полный список. В старинных семьях их заучивали наизусть… И Темное Воинство изгнали, и смысл обычая забылся, даже родители твоего приятеля Сторверка не знали его, несмотря на то, что действовали в полном соответствии с ним.

— Но Брекинги — очень древний род.

— Эрды, — произнесла она с некоторым оттенком превосходства. — Северяне… Я имела в виду карнионские семьи. Но согласимся, Брекинги — это удачный случай. А вот у нас с Найтли ничего хорошего не вышло. Ему всегда недоставало силы воли. И вдобавок он был слишком умен для обычного воина. Это дурное сочетание свойств. Поэтому он все бросил и стал заниматься науками. Но он не знал, что для ученого недостаток воли — порок куда худший, чем для воина.

— Ты называешь слабовольным человека, который около сорока лет посвятил твоему возвращению?

— А ты путаешь силу воли с привычкой. Что стало с Найтли, когда он убедился в успехе своих трудов?

— Для тебя, похоже, важнее всего ясность мысли.

— А что мне осталось, кроме мысли?

Оливеру внезапно стало стыдно за свою враждебность. Уловив это, Алиена заметила: