Айзек Азимов - Фантастическое путешествие II

Моррисон огляделся. В корабле было шесть мест, по два сиденья в ряд. Он сел на ближайшее к двери.

— Оно не слишком-то просторное.

— Да, — согласилась Калныня. — Тяжеловес в нем вряд ли разместится.

Моррисон заметил:

— Очевидно, корабль был построен задолго до того, как Шапиров оказался в коме?

— Вы правы. Мы планировали проводить эксперименты по минимизации живой материи еще долгое время. В этом была необходимость, ведь мы собирались заняться биологическим аспектом минимизации. Естественно, хотели начать работать с животными и наблюдать за изменениями в их системе кровообращения. Для этого и построили корабль. Никто не мог и предположить, что ко времени первого микропутешествия объектом изучения станет не вообще человек, а сам Шапиров.

Моррисон продолжал изучать корабль. Стены казались голыми. Трудно было различить какие-либо приборы и приспособления, потому что они тоже были прозрачными и располагались на такой же прозрачной поверхности. Кроме того, они уже были как бы минимизированы.

Он продолжал спрашивать:

— Вы сказали, нас на борту будет пятеро: вы, я, Баранова, Конев и Дежнев?

— Так точно.

— И какая у каждого роль?

— Аркадий будет управлять кораблем. Нет сомнения, это его дело. Корабль — детище его ума и рук. Его место впереди слева. Справа от него — другой мужчина, у которого будет точная карта нейропроводящей системы шапировского мозга. Он будет выполнять роль штурмана. Я буду сидеть за Аркадием и контролировать систему улавливания электромагнитных колебаний за пределами корабля.

— Систему улавливания электромагнитных колебаний? А для чего она?

— Дорогой Альберт, вы различаете объекты благодаря отражающемуся от них свету, собака различает предметы по запаху, а молекулы различают друг друга по электромагнитным колебаниям. А поскольку мы собираемся прокладывать путь как минимизированное тело среди молекул, то нам понадобится эта система, чтобы они отнеслись к нам дружелюбно.

— Звучит уж больно сложно.

— Так и есть на самом деле. Я занимаюсь этим всю жизнь. Наталья будет сидеть за мной. На ней функции командира корабля. Она будет принимать решения.

— Решения какого рода?

— Какого только понадобятся. Вы же понимаете, что их нельзя предугадать заранее. Вы будете сидеть справа от меня.

Моррисон приподнялся, пытаясь протолкнуться по узкому проходу возле двери, и откинул для этого одно из кресел. Выходит, он сидел на месте Конева, а теперь перебрался на свое. Сердце его сильно забилось, как только он представил себя на этом месте утром, когда они начнут эксперимент.

Он заговорил, голос его прозвучал глухо:

— Пока только один человек — Юрий Конев — был минимизирован без каких-либо последствий...

— Вы правы.

— А он докладывал, что не испытывал никакого дискомфорта, недомогания или, возможно, умственного расстройства?

— Ни о чем таком он не докладывал.

— А может быть, он вообще не любит жаловаться? Возможно, это казалось ему недостойным героя советской науки?

— Не говорите ерунды. Мы вовсе не герои советской науки. А уж тот, о ком вы говорите, и подавно. Мы простые люди, но при этом ученые, и если бы какой-нибудь дискомфорт имел место, он описал бы его во всех деталях, чтобы при дальнейшем усовершенствовании процесса постараться от него избавиться. Скрывать что-либо настоящему ученому не подобает. Это не согласуется с этикой и, кроме того, опасно. Или вам это, как ученому, не известно?

— Да, но могут быть индивидуальные особенности. Юрий Конев вышел из всего этого невредимым. А Петр Шапиров — нет.

— Индивидуальные особенности здесь ни при чем,— терпеливо возразила Калныня.

— Но ведь мы не можем это однозначно утверждать, не так ли?

— Судите по себе, Альберт. Неужели вы думаете, что мы начнем опыт, не проведя контрольного испытания — без человека и с человеком на борту? Корабль уже минимизировали пустым прошлой ночью. Не намного, конечно, но вполне достаточно, чтобы проверить, что все нормально.

Моррисон попытался рывком подняться:

— В таком случае, Софья, если вы не против, я выйду до того, как вы начнете контрольное испытание с человеком на борту.

— Слишком поздно, Альберт.

— Что?!

— Посмотрите на стены комнаты. Вы не выглядывали отсюда с тех пор, как мы вошли. И это даже хорошо. Но посмотрите сейчас. Подойдите ближе. Стенки прозрачные, а процесс уже завершился. Ну, пожалуйста, посмотрите!

Моррисон подошел к стенке корабля, пораженный: его колени медленно подогнулись и он упал в кресло.

Он поинтересовался, понимая, что вопрос звучит глупо: .

— А стенки корабля не обладают увеличивающим эффектом?

— Конечно, нет. Все, что осталось за бортом корабля — такое же, как и прежде. А вот корабль, я и вы — минимизированы до половины наших обычных размеров...

Моррисон, почувствовав тошноту и головокружение, наклонил голову к коленям, попытался дышать медленно и глубоко. Когда он снова поднял голову, то увидел, что Калныня молча наблюдает за ним. Она стояла в узком проходе, держась за ручку кресла, головой едва не касаясь потолка.

— Вы могли и на этот раз упасть в обморок, — проговорила она. — Но это меня не беспокоит. Нас теперь уже деминимизируют, а это займет гораздо больше времени, чем первая стадия. Если для минимизации надо всего три-четыре минуты, то обратный процесс занимает около часа. Поэтому вам хватит времени, чтобы прийти в себя.

— Не очень порядочно с вашей стороны начать испытание, не предупредив меня об этом, Софья.

— Наоборот, — возразила Софья, — мы поступили гуманно. Вы бы могли войти в корабль легко и свободно, как вы это сделали, если бы подозревали, что вас подвергнут минимизации? Вы бы осматривали корабль так же спокойно, знай все заранее? И если бы вы вошли сюда, испытывая предубеждение, не развились бы у вас во время процесса различные психогенные симптомы?

Моррисон молчал.

Калныня продолжала:

— Вы что-нибудь чувствовали? Вы даже не понимали, что минимизируетесь.

Моррисон согласно кивнул:

— Да, не понимал.

Затем, устыдившись, добавил:

— Вы ведь тоже впервые пошли на это, да?

— Да. До сегодняшнего дня Конев и Шапиров были единственными людьми.

— И вы не боялись?

— Я бы так не сказала, — ответила она. — Чувствовала беспокойство. И из опыта космических путешествий известно, как вы знаете, что у людей могут быть совершенно разные реакции, когда они попадают в непривычную среду. Например, при силе тяготения, равной нулю, одни астронавты испытывали тошноту и недомогание, а другие — нет. Я тоже не была уверена в своей реакции. А вас тошнило?

— Да нет, пока вы мне не сказали. Так что, думаю, мою реакцию на ваши слова не нужно брать во внимание. А кому же это пришло в голову?