Иван Крамер - Машины Российской Империи

– А юношу зовите Главным Механиком, – заключил я.

Стоянка таксо-карет находилась возле «Высокого Дома». Швейцар разбудил шофера, и тот, недовольный, молчал всю дорогу. Громы небесные смолкли, дождь превратился в мелкую морось. Два круглых зеленых глаза горели над аркой, в которую уходили влажно поблескивающие рельсы, вдоль которых тянулась дорога. Впереди были перрон, озаренный светом фонарей, и обращенный к нам кормой последнего вагона «Самодержец». Солдаты оставались на своих местах. Я разглядел седоусого унтера и прохаживающегося вдоль поезда офицера по фамилии Ухаров.

– Держитесь за мной, – велел Брутман. – Говорить буду я.

В глотке у меня пересохло. Сердце то подскакивало, колотилось где-то в горле, а то будто проваливалось в желудок. Когда, вступив на перрон, мы приблизились к солдатам, Ухаров заметил нас и своей журавлиной походкой, высоко вскидывая ноги в черных сапогах, замаршировал навстречу.

– В чем дело… – начал он издалека и тут же легко перешел на английский: – А, это вы, инженер. Кто с вами?

– Как это – кто? – удивился Брутман вполне убедительно. – Мои механики-помощники из Великой Британии.

Солдаты – серые безликие фигуры, одинаковые в своих шинелях, с ружьями и саблями, – расступились, и Ухаров встал перед нами. Длинное породистое лицо его было смертельно серьезным.

– Зачем вы пришли сейчас? – осведомился он.

– Необходимо развернуть «Самодержец», к тому же нужно еще раз осмотреть некоторые узлы, – пояснил Брутман и вдруг перешел в атаку: – Будьте добры объяснить, почему меня, главного инженера проекта, не предупредили о том, что на церемонии будет присутствовать Его Императорское Величество?

– Но… – начал офицер.

– Что значит «но»?! Сначала объявили, что император будет на открытии, затем – что его там не будет, и вдруг, в самый последний миг, я узнаю – от швейцара в гостинице! – что Его Величество все же намеревается посетить Выставку, более того, что он желает оглядеть парк, прокатившись по нему на «Самодержце»!

– О последнем изменении в планах Его Величества стало известно лишь ночью.

– Вот и я должен был узнать про это ночью! – чуть ли не выкрикнул Брутман, и Генри рядом со мной качнул головой, а Джейн едва слышно вздохнула: инженер переигрывал, в голосе его появились истерические нотки, что вызывало подозрения.

Хорошо, что сам Брутман это тоже понял и, переведя дух, заговорил спокойнее:

– Повторяю: нам необходимо проверить работу некоторых механизмов. Пропустите нас.

– Вы знаете, что все действия, связанные с «Самодержцем» после его прибытия на Выставку, строго регламентированы, – возразил Ухаров. – И по регламенту разворот состава должен осуществиться в восемь часов утра. Вот и приходите в восемь. Любые перемещения как из, так и в состав могут осуществляться только согласно заранее установленному регламенту, каковой подписан…

– А внезапное изменение в планах императора входит в регламент? – перебил инженер.

Ухаров сделал короткий жест, отметая это возражение, и резюмировал:

– Я не могу впустить вас на «Самодержец» до восьми.

– А я не могу гарантировать бесперебойную работу силовой машины состава и, как следствие, безопасность находящегося на его борту императора, если немедленно не осуществлю проверку! – истерические нотки вновь завибрировали в голосе инженера. – И в случае возникновения неполадок причиной их будете вы!

– Однако… – начал офицер.

– Однако – мы уходим! – отрезал Брутман. – Я слагаю с себя полномочия главного инженера проекта и отказываюсь осуществлять торжественный пуск «Самодержца». Теперь, если что-то пойдет не так, вы вольны сами закатать рукава и взяться за дело.

Инженер и вправду собрался уйти, но тут Ухаров сдался. Ему явно не хотелось действовать вразрез с регламентом, однако угроза Брутмана немедленно покинуть Выставку и предоставить офицеру самому разбираться с возможными проблемами заставила пойти на попятную. Ухаров посторонился с каменным лицом и кивнул, давая понять, что мы можем пройти.

Так мы и сделали. И лишь после этого офицер осознал, что один из следующих за инженером британских механиков – женщина.

– А… позвольте! – начал он и запнулся. – Но ведь это?..

– Что, милый? – спросила мама на английском, подпустив в голос иронии и жеманства. – Что «это»?

– Но это… то есть вы же – женщина!

Генри сдержанно хохотнул, как бы выражая солидарность с этим мнением, а Джейн заметила:

– Полагаете, мой дорогой, женщина не способна разобраться в механике?

– Она – мой лучший помощник! – отрезал Брутман, не замедляя шага. Мы двигались вдоль вагонов, приближаясь к паровозу.

– Но… – Ухаров, по-журавлиному вышагивающий рядом, впал в безмолвие, когда мама стащила с головы шапочку и тряхнула кудрями.

– Зато остальные – настоящие мужчины, – грубым, низким, хриплым голосом ввернул я и остался очень доволен этой репликой, хотя на нее никто не обратил внимания.

Когда Брутман первым поднялся в радиовагон, наш доблестный офицер, успевший справиться с оторопью и не сводивший взгляда с маминых кудрей, произнес:

– Я полагал, вы собираетесь осмотреть что-то в паровозе.

– Мало ли что вы полагали! – заносчиво ответил инженер, снова заметно переигрывая. – В первом вагоне установлен сменный компрессор, и я собираюсь начать с него.

Джейн, за нею я, потом Генри, неловко ухватившийся за поручень здоровой рукой, поднялись в вагон.

– Я должен присутствовать при вашей работе, – заявил Ухаров.

– Это еще зачем? – откликнулся Брутман из тамбура.

– Я не могу допустить столь существенное нарушение регламента. Когда стало известно о присутствии Его Императорского Величества на открытии, из Охранного ведомства поступил приказ об усилении бдительности.

В тамбуре Вилл Брутман повернулся, чтобы дать Ухарову решительную отповедь, но Генри схватил инженера за плечо и прошипел:

– Хватит дергаться! Джейн, отвлеки вояку.

Ясно было, что решение офицера торчать в вагоне, пока мы находимся там, вызвано в большей степени британской женщиной-механиком, на кудри которой он глядел безотрывно, чем требованием Охранного ведомства. Мы с Генри и Брутманом вошли в вагон, а мама осталась в тамбуре с Ухаровым. Донеслись их голоса; он спросил, где она обучалась механике, и она начала вдохновенно врать.

– Алек, будет лучше, если ты станешь контролировать окрестности, – прошептал отец, пока инженер отпирал монтировочный люк компрессора.

Я хотел возразить, но решил, что места возле стоящего в углу цилиндра слишком мало для троих, и сдвинул ставень на окне.

Брутман включил светильник, отец подступил к инженеру, и они негромко заговорили. Опустив раму окна, я выглянул. Серые силуэты маячили вдоль внешнего края перрона. Двое солдат, стоящие в дальнем конце, переговаривались, пользуясь отсутствием надзирающего офицерского ока, а унтер закурил, пуская дым вверх и прикрывая огонек цигарки ладонью. Под куполом стояла гулкая тишина. Опоясывающие его галереи и внутренние постройки прятались в предрассветном сумраке, горели лишь четыре фонаря на столбах, два на перроне, а два – по краям арки.