Андрэ Нортон - Рассвет в 2250 году

— Но как оно сюда попало? — Дальгр повернул к сержанту искренне удивленное лицо.

— Может быть. — Картр высказал мысль, которая не давала ему покоя всю ночь. — Может быть, это здание было первым…

— Первым? — Смит прижал к глазам бинокль. Как это может быть?

— Ты думаешь, оно такое древнее? — выдохнул Рольтх.

— У вас сильный бинокль, Смит. Вглядитесь получше в край крыши и в ступени, ведущие к портику.

— Да, — спустя несколько секунд согласился связист. Эрозия… Это здание очень старое, даже старше города. — добавил он. — Но, впрочем, может быть, его открытое расположение ускорило старение. Я хотел бы взглянуть поближе.

— А мы все нет? — прервал его Зинга. — А долго ли там будут сидеть наши друзья?

— Вероятно, несколько дней. Придется сдерживать любопытство, пока они не уйдут, — ответил Картр. — Здесь трудно будет избежать приходящих и уходящих отрядов. Лучше держаться на удалении.

Смит протестующе застонал. Картр вполне понимал его. Быть так близко и не иметь возможности преодолеть последние четверть мили, отделявших их от загадки, — это раздразнило бы кого угодно. Но придется уйти и держаться подальше от туземцев.

Описание здания заинтересовало Зикти, и на следующее утро он спокойно попросил помощи у Зинги, сказав:

— Поскольку я, к сожалению, не знаком с современными способами подкрадывания и маскировки, я вынужден просить специалистов обучить, меня этому. Увы, даже отделенный от своей кафедры, я не могу сдержать желания собирать знания. А обычаи туземцев, несомненно, очень интересны, и с вашего разрешения, сержант, мы попробуем подобраться к ним и понаблюдать за ними…

Картр улыбнулся.

— С моего разрешения или без него… Кто я такой, чтобы мешать собирать знания? Хотя…

— Хотя, — подхватил его мысль Зикти, — возможно, впервые за многие годы ученый моего ранга собирает сведения в полевых условиях? Что же, это одна из болезней нашей цивилизации. Личное участие помогает заполнять пробелы, а факты, почерпнутые при изучении одной цивилизации, могут пригодиться для спасения другой.

Картр провел рукой по волосам.

— Они хорошие люди, эти туземцы, и мы можем помочь им. Хотел бы я…

— Если бы у нас была медицинская подготовка, мы могли бы безопасно встречаться с ними… Вернее, вы могли бы. Другой вопрос, как они воспримут бемми. — Зикти указал на свою изогнутую грудь. — Каково отношение примитивных племен к неизвестному? Они его боятся?

— Да, бедный мальчик решил, что Зинга — демон, — нехотя согласился Картр. — Но со временем… Когда они поймут, что мы хотим им добра…

Зикти с сожалением покачал головой.

— Как жаль, что среди нас нет врача. И это одно из тех немногих обстоятельств нашего положения, которое меня тревожит.

— Вы готовы, Хага Зикти?

Зинга, склонил голову, обратился к старшему закатанину с одной из четырех форм уважения. И это подтверждало предположение Картра, что Зикти занимал у себя на родине высокое положение.

— Иду, мой мальчик, иду. Мы с моей семьей можем поблагодарить праматерь за то, что у нас такие товарищи по несчастью!

Картр, довольный, следил, как уходили закатане. Он понимал, что Зикти, неохотно высказывающий свое мнение по вопросам, касающимся рейнджеров, был их лидер. Даже Смит и Дальгр, несмотря на свою врожденную подозрительность по отношению к негуманоидам, тем более сенситивам, признавали это, попав под влияние всегда спокойного, добродушного историка. Патрульные охотно и весело оказывали услуги Заците и Зоре, а к Зору относились как старшие братья. Как будто разница между людьми и бемми исчезла, как и разница между рейнджерами и членами экипажа.

— О чем ты думаешь, улыбаясь и глядя в пустоту? — Филх опустил вязанку хвороста и потянулся. — Если тебе нечего делать, носи дрова.

— Я думаю о том, что многое изменилось. — начал было сержант. И тут же обнаружил, что Филх проницателен не менее Зинги.

— Нет больше бемми, нет больше рейнджеров и членов экипажа — ты это имеешь в виду? Да как-то так уж получилось. — Он сел на вязанку хвороста. — Когда мы уходили из города, им, — он ткнул пальцем в том направлении, где находились Смит и Дальгр, — им пришлось сделать выбор. Они его сделали, не оглядываясь назад. Теперь они думают о различиях не больше чем ты и Рольтх..

— Мы сами — Рольтх с его ночным зрением и я, сенситив, — почти бемми. К тому же, я — варвар с отдаленной планеты. А эти двое рождены во внутренних системах. У них больше предрассудков, и, нужно отдать им должное, они сумели их преодолеть.

— Они лишь начинают самостоятельно думать.

Филх поднял к небу лицо и испустил такой чистый и мелодичный звук, что Карт затаил дыхание. Может, это форма проявления счастья у Филха?

И тут же появились птицы. Картр застыл, боясь нарушить очарование. Филх продолжал петь, и птиц появлялось все больше и больше. Вспыхивали красные, зеленые, желтые, синие, белые перья. Птицы кричали у ног тристианина, садились ему на плечи, на руки, кружили над его головой.

Картр и раньше видел, как Филх приманивал птиц, но сейчас ему показалось, что весь лагерь превратился в вихрь машущих крыльев, радужных оперений.

Песня смолкла, и птицы поднялись облаком красок. Трижды они прокричали над головой Филха. Тристианин смотрел птицам вслед, расправив руки и напрягшись, как будто хотел улететь вместе с ними. Сержант смутно ощутил, какое стремление к полету должно владеть утратившим крылья народом Филха. Стоила ли разума эта утрата? Что думает об этом сам Филх?

Рядом кто-то вздохнул, Картр оглянулся. Рядом стояли закатане: Зацита, Зора, Зор. Мальчик наклонился, чтобы подобрать перо, красное, и волшебство кончилось. Филх уронил руки, поднятый гребешок медленно опустился. Он снова превратился в рейнджера, члена патруля, и перестал быть волшебным музыкантом.

— Так много разновидностей… — это сказала Зацита со своим обычным тактом. — Я не думала, что их так много. Да, Зор, это необычный мир для небесного существа. Но каждый мир имеет свои чудеса.

Филх подошел к закатанскому мальчику, Который гладил алое перо.

— Если хочешь, — сказал он с дружелюбием, которое редко демонстрировал раньше, — я покажу тебе ночных птиц…

Желтые губы Зора растянулись в улыбке.

— Сегодня, пожалуйста! И вы привлечете их так же?

— Если ты будешь стоять спокойно и не вспугнешь их. Они более робкие, чем те, которые живут при солнце. Здесь есть большая белая птица, которая плывет во тьме, как туманный призрак Корроба…

Зор возбужденно зашевелился.

— Это, — громко объявил он, — самые удивительные каникулы. Я хочу, что они никогда не кончались!

Взгляды четырех взрослых встретились над его головой. И Картр знал, что они думают об одном и том же. Для них это изгнание, вероятно, никогда не кончится. Но… Жалеют ли они об этом? Пока Картр не мог задать этот вопрос.