Андрэ Нортон - Рассвет в 2250 году

В ответ Форс мрачно растянул кожу на лице, обсыпанном пеплом, и это ни в коей мере не походило на улыбку.

— Нас только двое, Эрскин, и я, несомненно, объявлен вне закона, если жители Айри вообще заметили мой побег. Мой шанс на то, чтобы меня выслушали на Совете, был уничтожен Чудищами, когда они сожгли все мои записи, сделанные в городе А что можешь ты?

Кое-что, брат Я сын Носителя Крыльев, хотя я самый младший и самый последний из семейного клана Так что, наверное, некоторые меня выслушают, хотя бы и недолго. Но мы должны добраться до моего племени раньше степняков.

Форс швырнул в воду обглоданную кость.

— Жаль, что придется снова пешком. Хотел бы я увести тех быстроногий скакунов из табунов степняков. Четыре ноги лучше двух, когда нужна скорость.

— Пойдем пешком, — но Эрскин не смог подавить восклицания боли, когда поднялся на ноги, и Форс увидел, что он оберегал бок с раненым плечом. Однако никто из них ни разу не пожаловался, когда они спрыгнули с выступа и побрели через овраг.

У Эрскина была мечта, и великая мечта, подумал Форс, почти завидуя ему. Он же натягивал тетиву лука против Чудищ без всяких церемоний и мог драться всеми ему известными способами, когда ставкой была его жизнь, как случилось, когда степняки загнали их в угол. Но, убивая, он не испытывал никакой радости — такого с ним никогда не бывало. Как охотник, он убивал только для того, чтобы наполнить свой желудок, или для общих котлов Айри. Ему не нравилась мысль о том, что придется пустить стрелу в Мэрфи или стоять с обнаженным мечом против Вокара, не имея никакой другой причины, кроме жажды боя… Почему жители Айри всегда сторонились других людей? Он знал древние легенды — они гласили, что жители Айри произошли от избранных людей, которые были спрятаны в горах вместе со своими женщинами, чтобы избежать конца, постигшего всю их цивилизацию, растерзанную в кровавые клочья. Они были посланы туда, чтобы хранить знания людей. Но не стали ли они в результате считать себя высшей расой? Если бы его отец не нарушил неписаного закона и не женился на степнячке, если бы Форс сам был рожден чистокровным в стенах Айри, думал бы он так, как сейчас думает? Ярл — его отец любил Ярла — очень уважал его и выдвинул в. Капитаны Звездных Людей — мог бы говорить с Мэрфи, и это была бы беседа двух острых умов, жадная, напористая. Но Ярл и Кантрул не нашли бы общего языка Кантрул был иной породы. И все же он был человеком, за которым всегда последуют другие — не отрывая глаз от его высоко поднятой головы с выразительным плюмажем из седых волос, как от боевого знамени. Сам он был мутантом, существом смешанной породы. Мог ли он говорить от имени кого-нибудь другого, кроме себя самого? Зато теперь он знал, чего хотел — следовать за мечтой Эрскина. Он не мог поверить, что эта мечта когда-нибудь станет явью. Но борьба за нее будет его борьбой. Прежде он хотел звезду для себя лично — серебряную звезду, держать ее в своих ладонях и носить как почетный знак, чтобы добиться уважения у отвергнувших его людей. Но теперь Эрскин показал ему нечто такое, что было величественнее любой звезды. Погоди… погоди, и увидишь! Ноги его легко вошли в ритм этих двух сдав. Ручей внезапно свернул, выйдя из оврага. При помощи кустов Эрскин вылез на крутой берег Форс забрался наверх одновременно, и они увидели на юге, в полуденном небе густой столб дыма. На минуту пораженный Форс подумал о пожаре в прерии. Но он же не мог добраться сюда, они много часов назад миновали границу выжженной земли. Другой пожар, и от него этот дым? Можно было пройти вдоль деревьев, справа от них, по дорожке, петлявшей в поле, заросшем кустарником, на котором висели тяжелые зрелые красные плоды, и добраться до источника дыма, не подставляя себя под удар. Форс чувствовал, как его кожу скребут колючки ягодных кустов, но он набивал рот терпко-сладкими плодами, пачкая руки и лицо темно-красным соком. На полпути через ягодную поляну они наткнулись на следы борьбы. Под кустом лежала искусно сплетенная корзинка, из которой рассыпались ягоды и, растоптанные, превратились в кашу. Отсюда на другую сторону поля вел след из мятой травы и поломанных кустов. Эрскин освободил из густой хватки шиповника окрашенную в тускло-оранжевый цвет полоску ткани. Он медленно протянул ее между пальцев.

— Это изделие моего племени, — сказал он. — Женщины собирали здесь ягоды, когда.

Форс потрогал острие захваченного у кочевника копья. Он очень тосковал по своему луку, даже по ощущению рукоятки меча, отобранного у него степняками. Есть приемы фехтования, которые при некотором навыке великолепно служат человеку Залов в губах полоску ткани, Эрскин пополз дальше, не обращая ни малейшего внимания на раздиравшие его руки и плечи колючки. Теперь Форс услышал тонкий воющий звук, который не рос и не спадал, а раздражающе держался на одной и той же мучающей слух высоте Он, казалось, доносился к ним вместе с ветром и дымом Ягодная поляна закончилась полосой деревьев, и сквозь них они увидели заброшенное поле боя. Маленькие двухколесные тележки образовывали круг или часть круга, потому что в нем теперь был большой разрыв. И на этих тележках, как на насестах, сидели Птицы Смерти, слишком насытившиеся для того, чтобы улететь отсюда. В стороне лежала куча серо-белых тел, густая шерсть на них свалялась и задубела от крови. Эрскин поднялся на ноги — там, где, не боясь, сидели Птицы Смерти, врага уже не было. Монотонный вой все еще заполнял уши, и Форс начал искать его источник. Эрскин вдруг нагнулся и что-то ударил поднятым с земли камнем. Крик затих, и Форс увидел, что его товарищ выпрямился над все еще трепещущим телом ягненка. Им предстоял еще один поиск, более страшный.

Они начали его, плотно зажав рты и с болью в глазах — страшась обнаружить то, что должно было находиться среди обгоревших фургонов и мертвых животных. Но именно там Форс обнаружил первый след врага. Он почти споткнулся о колесо фургона под ним-то и лежало тощее тело с вытянутыми руками, уставясь в небо незрячими глазами. Из его голой груди торчало древко стрелы, попавшей точно в цель. Форс коснулся искусно вделанных в стрелу перьев. Он знал эту работу — сам таким же образом прикреплял перья. Хотя на стреле не было никакого личного знака владельца, ничего, кроме крошечной серебряной звезды, так глубоко вдавленной в древко, что она никогда не могла стереться.

— Чудище! — воскликнул Эрскин при виде трупа. Форс указал на стрелу.

— Эта стрела из колчана Звездного Человека.

Эрскин не проявил к этому особого интереса, он сделал свои собственные открытия.

— Это лагерь одного семейного клана. Четыре фургона подожжены, по крайней мере, еще пять скрылись. Люди с овцами не могли бежать — поэтому они перебили стадо. Я нашел тела еще четырех этих паразитов, — он коснулся Чудища носком своего мокасина.