Роберт Сильверберг - Железная звезда

Хорошему торговцу индульгенциями нетрудно найти покупателей. Их можно определить по глазам: едва сдерживаемый гнев, затаенное негодование. И еще что-то неуловимое — чувствуется, что в человеке остался один-другой лоскут честности, искренности, и это заявляет о себе напрямую. Перед тобой человек, готовый многим рискнуть ради относительной свободы.

Через 15 минут я уже был занят делом.

Первый оказался бывалым серфингистом — выгоревший на солнце парень, грудь колесом. Дело в том, что существа уже 10–15 лет не разрешали серфинга. Выцеживая из моря необходимые им белки, они понаставили неводов для планктона прямо у берегов, от Санта-Барбары до Сан-Диего, так что все местные парни, любители попрыгать по волнам, кипели от злости. А этот человек был сущим дьяволом в своем деле. Стоило на него посмотреть — как он шел через парк, слегка покачиваясь, словно компенсируя неправильности вращения Земли, — и становилось понятно, каков он некогда был на воде.

Парень сел рядом со мной и принялся за свой ленч. Мощные, огрубевшие руки. Строитель Стены. Желваки ходили ходуном — в нем клокотал гнев: еще градус, и вскипит.

Я подтолкнул его к разговору. Да, серфингист. Все ушло, все позади. Вздыхая, он стал рассказывать о легендарных пляжах, где волны свивались в туннели и серфингисты проскакивали их насквозь.

— Трестл-бич, — бормотал он. — К северу от Сан-Онофре. Мы туда пробирались через Кэмп-Пендлетон. Моряки иногда постреливали, просто для предупреждения. Или Холисгер-ранч, рядом с Санта-Барбарой… — Его бледно-голубые глаза затуманились. — Хантингтон-бич. Окснард. Приятель, я побывал везде. — Он взмахнул огромным кулаком. — И теперь эти долбаные существа заграбастали все побережье. Ошалеть можно! Это их собственность, понимаешь? А я, как дурак, буду десять лет строить Стену — уже второй срок, семь дней в неделю!

— Десять лет? — переспросил я. — Поганые дела.

— А у кого дела не поганые?

— Кое-кто откупается.

— Верно.

— Это можно устроить.

Подозрительный взгляд. Неизвестно, кто может оказаться боргманом. Эти вонючие предатели шастают повсюду.

— Как устроить?

— Нужны деньги, — сказал я.

— И торговец.

— Правильно.

— Которому можно доверять.

Я пожал плечами и ответил:

— Тебе придется ему поверить, приятель.

— Да. — Он помолчал. — Я слышал об одном Парне, он купил индульгенцию на три года вместе с пропуском за Стену. Уехал на север, устроился на траулер и зарулил в Австралию, к Большому рифу. Никто не собирается его искать. Он выпал из системы. Просто выпал из их долбаной системы. По-твоему, сколько это стоит?

— Примерно двадцать штук.

— Круто! Полагаешь, так много?

— И я не могу ничего устроить насчет траулера. Будешь сам за себя отвечать, когда окажешься за Стеной.

— Двадцать штук только за то, чтобы выйти за Стену?

— И освобождение от работы на семь лет.

— Мне выпало десять, — пробормотал он.

— На десять не получится. Программа этого не допускает, понимаешь? Но семи достаточно. За это время ты сумеешь убраться так далеко, что они тебя потеряют. Черт побери, хватит времени, чтобы вплавь добраться до твоей Австралии. Спускайся к югу, за Сидней, там нет неводов… Могу я проверить твои активы?

— У меня семнадцать с полтиной. Полторы тысячи живых, остальное под залог. Что можно получить за семнадцать с полтиной?

— Как сказано: пропуск за Стену и освобождение на семь лет.

— Эй, а как же условия сделки?

— Возьму то, что можно получить. Давай сюда свое запястье.

Я нащупал его имплантат — вживленный банк данных — и соединил со своим. Как он и сказал: полторы тысячи в банке и шестнадцать тысчонок залоговых денег. Теперь мы оба пристально смотрели друг на друга. Как я вам говорил, никогда не знаешь, кто окажется боргманом.

— Ты можешь это сделать прямо здесь? В парке? — спросил он.

— Вполне. Откинься и закрой глаза, будто дремлешь на солнышке, Делаем так: сейчас я беру тысячу наличными и пять штук из залоговых прямой долговой распиской. Когда пройдешь за Стену, я получаю пятьсот наличными и еще пять тысяч — плата за безопасность. Остальное будешь выплачивать, где бы ты ни был, по три тысячи в год длюс проценты поквартально. Я все запрограммирую, включая напоминание о сроке выплаты. Твое дело, как устроить себе путешествие, — помни, я делаю индульгенции и пропуска за Стену, и только. Я ведь не бюро путешествий. Договорились?

Он откинул голову, закрыл глаза и проговорил:

— Действуй.

Работа была самая привычная — прямая эмуляция, мой обычный хакере кий прием. Я выудил идентификационные коды серфингиста, под ними вошел в центральный банк данных, отыскал его файлы. Действительно, парень влип — от него ожидался налог на зарплату за десять лет работы на Стене. Я выписал индульгенцию на первые семь лет. По чисто техническим причинам пришлось сохранить запись о трех последних годах, однако через семь лет компьютеры не смогут его отыскать. Кроме того, я выписал парню пропуск за Стену: для этого пришлось присвоить ему новую квалификацию — программиста третьего разряда. Он был совсем не похож на программиста, но электронная охрана Стены ничего не понимает в таких вещах. Итак, я сделал парня членом привилегированной группы, горстки людей, которая может свободно входить в города, обнесенные стенами, и выходить из них, когда пожелает. В обмен на эту маленькую любезность я перевел все, что он накопил за свою жизнь, на разные счета. Частичная оплата сейчас, остальное потом. У парня не оставалось и пяти центов за душой, зато он стал свободным человеком. Не такая уж плохая сделка.

К тому же индульгенция была действующая. Я решил не жульничать здесь, в Лос-Анджелесе. Искупление — сентиментальное, можно сказать, — того, что я сделал с одной женщиной много лет назад.

Понимаете, время от времени абсолютно необходимо выписывать фальшивки. Чтобы не выглядеть чересчур добросовестным, чтобы не дать существам повода открыть на тебя охоту. И нельзя выписывать слишком много индульгенций.

Конечно, я бы мог вообще не возиться с этими индульгенциями. Мог бы просто велеть системе платить мне в год, скажем, 50 или 100 штук и жить себе спокойненько. Но это скука смертная.

Так что я зарабатывал на индульгенциях, но ровно столько, сколько мне нужно на жизнь, и временами оформлял фальшивки, чтобы казаться таким же неумелым, как остальные, — чтобы существа не начали меня выслеживать, фиксируя характерные приемы моей работы. Угрызения совести меня не слишком донимали. В конце концов, это вопрос выживания. Кроме того, большинство индульгентщиков — окончательные мошенники. Со мной, по крайней мере, у вас куда больше шансов получить то, за что вы заплатили.