Вадим Проскурин - Восемь дней Мюллера

— Там, в чулане, есть собачий ошейник с поводком, — сказал Шу. — Найди и надень на себя.

Ошейник оказался строгим, с торчащими внутрь тупыми шипами, Шу об этом забыл. Ошейник был не от его собаки, у него никогда не было собаки, но у квартирной хозяйки в чулане было полно всякого барахла, Шу потребовал, чтобы она очистила чулан, а она сказала, что ничего очищать не будет, а если ему что мешает, то пусть сам выкидывает, Шу и выкинул почти все, только ошейник непонятно зачем оставил, приколола его эта штука. А теперь пригодился ошейник, воистину никогда не угадаешь, что когда пригодится. А настроение начинает подниматься! И это правильно, восстанавливать справедливость — оно и должно быть приятно.

Шу взял поганого мальчишку на поводок, отвел к нужнику и привязал рядом. По дороге Шу дважды сильно дергал, маленький подлец хрипел и спотыкался, это было приятно. А отстегать гаденыша грязной курткой, чтобы засохшее дерьмо отлетало и пачкало — еще приятнее. Вот только пачкает дерьмо не столько мальчишку, сколько пол вокруг, это непорядок.

— Подбирай! — приказал Шу. — С тебя насыпалось, подбирай, кому сказал!

Ким безропотно стал подбирать кусочки навоза в ладошку. Он уже не сопротивлялся, он сломался очень быстро, такого Шу не ожидал. На вид крупный, сильный, а внутри такой же слабак, как Тигра. Мюллер, небось, так быстро не сломался бы.

— Теперь жри, — приказал Шу.

Ким поднял голову, посмотрел недоуменно, дескать, я что, ослышался? Шу плюнул ему в лицо. Хотел попасть в глаз, попал в кончик носа. Ким дернулся и вдруг завалился на пол, уткнулся лбом в пол и беззвучно заплакал, а плечи мелко затряслись. «Если бы я был педиком», подумал Шу, «самое время было бы вдуть». Но Шу не был педиком, он просто хотел справедливости.

Шу повторил, чтобы Ким жрал говно, потом повторил еще раз, но поганец ничего не слышал, только рыдал и трясся. Как бы не задушил бы себя… Шу отвязал поводок, Ким завалился набок и затрясся еще сильнее. Шу задумался: а не падучая ли это? Скорее нет, чем да. Но как заставить его перестать трястись? Может, пнуть? Не помогает. Но приятно. Как же приятно наказывать за правое дело!

Вскоре Шу утомился пинать мальчишку — в мягких тапочках это не слишком удобно, а надевать уличные туфли Шу не хотел. Во-первых, лень, а во-вторых, так и покалечить недолго. Ладно, пора заканчивать, не дай бог опоздать к господину Сидди на ужин, подумает, что Шу пренебрегает его дружбой, а такой дружбой пренебрегать нельзя…

— Встать! — приказал Шу. — Пошел прочь! И никому ни слова, что здесь было!

Ким встал и пошел прочь. Он чувствовал себя очень странно. Наверное, Рашид Тигра тоже чувствовал что-то подобное, когда его били и унижали, а он улыбался. Есть что-то извращенно-приятное, когда ты как бы отрекаешься от обязанности хранить честь, начинаешь вести себя как животное, тупое и презренное, но зато такое свободное…

Если бы Ким был более образованным, он бы понял в этот момент, что является скрытым мазохистом. Но он не был образованным и такого слова не знал.

К вечеру настроение Шу немного улучшилось, а когда он явился на прием к господину Сидди, стало совсем хорошим. Очень хорошо, что из двух поганцев один сам добровольно явился на расправу, это большая педагогическая победа. А второму еще будет время отомстить как следует.

За столом у господина Сидди зашел разговор про современную молодежь, дескать, распустились, отбились от рук, никого не чтят и все такое прочее. Когда Шу был мальчишкой, он считал такие разговоры глупыми, но теперь-то он знал, что глупостью было как раз то, что он тогда считал. Молодежь действительно деградирует, и вполне возможно, что конец света действительно не за горами.

— Довелось мне однажды слышать от надежного человека такую историю, — стал рассказывать Шу. — Дело было в какой-то северной провинции зимой, там, где выпадает снег.

— А что такое снег? — заинтересовалась какая-то женщина.

Шу собрался было начать объяснять, но на женщину зашикали, дескать, не мешай слушать, и она заткнулась.

— В одном северном городе один малолетний хулиган невзлюбил одного учителя, — продолжил Шу свой рассказ. — Подговорил дружков и устроил вот какую пакость. Учитель этот все время ходил из школы домой одной и той же дорогой, а около дороги был забор, за которым можно спрятаться. Так вот, хулиганы спрятались за забором, а один стоял снаружи, и те, которые спрятались, кидали в учителя снег, а тот, кто стоял снаружи, указывал им, в какую сторону они промахиваются и как надо подправлять прицел. А учитель не видел, кто в него кидает, видел только того, кто снаружи, а он не делал ничего предосудительного и его не за что было наказывать. Представляете, в какое незавидное положение попал учитель? Какие изворотливые мерзавцы! Разве можно было представить такое в нашем поколении?

Неожиданно подал голос седой мужчина в военном мундире, Шу видел его на подобных приемах, но кто такой — не знал.

— А я бы этого парня взял к себе начальником артиллерии! — зычно провозгласил военный. — Какая прекрасная мысль! Мы привыкли, что даже дальнобойные катапульты пуляют в прямой видимости, но их можно ставить в укрытия! А о результатах чтобы докладывал особый наблюдатель…

— С катапультами не прокатит, — перебил его другой офицер, более молодой и тоже незнакомый. — У катапульты дальность выстрела маленькая, их ставят на высокую траекторию, и все равно вне прямой видимости без зелена вина не пульнешь. Чтобы пулять с наблюдателем, надо чтобы дальность была как у пороховых орудий…

— Давайте не будем обсуждать военные тайны, — вмешался господин Сидди.

Молодой офицер смутился и покраснел, сообразив, наконец, что чуть было не разгласил тайные характеристики новейшего военного изобретения.

— А в целом идея достойная, — авторитетно произнес офицер, который постарше. — Господин… гм… не имею чести…

— Шу, — представился Шу. — Просто Шу.

— Мы с ним познакомились на южном побережье, на курорте, — пояснил господин Сидди.

— Ах, господин Сидди, как вы демократичны! — неискренне восхитилась какая-то женщина.

— А я генерал Мементо, — представился седой офицер. И спросил: — Господин Шу, вы не знаете имя того мальчика?

— Не знаю, — соврал Шу. — А зачем вам?

— Вознести за него благодарственную молитву, — серьезно сказал Мементо. — Мы, ветераны, люди суеверные, особенно когда с инновациями сталкиваемся. Новые технологии ненадежны, поневоле боишься сглазить. А молитву вознесешь, и как-то успокаиваешься. Понимаете?

— Угу, — неуверенно кивнул Шу.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Мементо. — Так как зовут мальчика?

— Не знаю, — повторил Шу.

— Врет, — прозвучало справа.