Андрей Жвалевский - Те, которые

– Сможешь изгнать из меня демона? – спросил я грозно.

Он торопливо закивал:

– Конечно! Раз надо… А как?

Я посмотрел в его не замутненные мыслью, но очень испуганные глаза и отпустил ворот.

Что ж… Придется тупо ждать, когда снова зачешутся лопатки и запахнет валерьянкой.

Осенью стало полегче. Настя бегала в универ, клиенты повозвращались с каникул и бросились жаловаться на жизнь. Тонино направление процветало.

Вот странно: на танцы моя бывшая супруга ходить не желала, а тренинги проводила как ни в чем не бывало. Слегка обозначившееся пузико ей совсем не мешало. Я попытался зазвать Тоню на танцульки, но получил ответ отрицательный, обжалованию не подлежащий. По зрелом размышлении пришел к выводу, что она права. Ну заявились бы мы вдвоем, ну заметили бы девчонки ее живот, принялись бы нас поздравлять… Нет уж, спасибо.

Я пару раз ходил танцевать без Тони, но быстро разочаровался. Один раз мне не было пары, топтался по паркету один, изображая поддержку, как манекен. Второй раз партнерша нашлась – рыженькая девочка из новеньких… Но это оказалось совсем не то. Танцевала она неплохо, слушалась каждого моего движения – и все равно это была не Тоня.

Танцы я бросил.

Работа оставляла слишком много времени, которое я тратил в основном на самокопание. Теперь меня занимал вопрос: могу ли я покинуть оболочку по своему желанию? Я вспомнил «Пианино», которое позволило мне сопротивляться переходу из тела в тело. Значит, теоретически можно создать «терку» для стимулирования перехода? Я попытался. Ничего не получилось. Не смог даже воспроизвести то, что из рук слепого Петровича выходило без особых усилий. «Пианино», которое, казалось, помнил до последнего бугорка, – и то не сделал.

Несколько раз порывался написать Меценату, но духу не хватило. Или снова самолюбие взыграло? Мол, сам разберусь, без помощников? Психолог во мне склонялся ко второй версии. Он же подсказывал и причину неудачи с изготовлением тактильных картин – мои новые тело и мозг просто не приспособлены для этой работы. Пришлось оставить рукоделье для последователей Петровича. Их, кстати, как и предсказывал Меценат, появилось огромное количество. Я, смеха ради, сходил на выставку «Кинестетика», но сколько ни щупал тамошние поделки, ничего особенного не ощутил. Или художники оказались халтурщиками, или мои нервные окончания не заточены под их творения.

Время от времени я пытался повторить действия Вити, который чуть было не извлек мою душу из оболочки. Было бы здорово, если бы я просто умер. Не трагически, не головой вниз с балкона, а – шлеп на землю, и готово. Никто не виноват. И никто не знает, что я просто сменил тело.

Не получилось. Наверное, чтобы нащупать клапан, через который выходит наружу душа, нужно находиться снаружи. Но я продолжал мучительные попытки. Они создавали иллюзию, что я не просто жду очередного перехода, а приближаю его.

Иногда я себя ненавидел за этот самообман.

Единственными отдушинами были вечера, когда мы с Настей ужинали вместе и делились впечатлениями за день. Но скоро и эта отдушина закрылась. Однажды мне позвонила Тоня и после стандартного обмена приветствиями и новостями спросила:

– Ты не против, если Настя будет мне помогать в тренингах? Я скоро уже не смогу работать, а не хотелось бы бросать направление…

Конечно, я был не против. Кто был бы против, когда просит бывшая жена, беременная от своего любовника?

Теперь вечерами я возвращался в пустую квартиру. Настя в это время обсуждала с мамой проекты мероприятий, бизнес-модели и тонкости подбора персонала. Как правило, разговоры затягивались заполночь, так что дочка и ночевала у Антонины.

Чтобы хоть как-то развлечься, я занялся частной практикой – ездил на дом к тем невротикам, которые не могли или не хотели добраться до моего офиса.

Кто бы знал, что именно это поможет решить мою проблему…

Больше попадались параноики. Не опасные для окружающих, но все-таки больные люди. Обычно после первого же сеанса я честно признавался, что им нужен не психотерапевт, а психиатр. Родственники удивлялись. Как и большинство людей, они не видели разницы в профессиях, которые начинаются на «психо». Приходилось объяснять, что психотерапевт отличается от психиатра, как обычный терапевт – от хирурга.

Некоторые клиенты просто хотели с кем-нибудь поговорить, но идти, записываться на прием – это рвало их нежную душу на куски. С такими я работал с удовольствием. Одиночество – это ведь тоже болезнь, а я вполне могу ее если не излечить, то хотя бы облегчить. Эдакое приходящее болеутоляющее.

Еще раз убедился, как много в мире одиноких людей. Кстати, это неправда, что одиночество – болезнь XXI века. Всегда оно было страшной проблемой. Просто раньше люди жили негусто, одиночество списывали на объективные причины. Конечно, будешь одиноким, если до ближайшего хутора – двадцать верст. Последние лет двести народ стал сбегаться в города, селиться локоть к локтю. И тут выяснилось, что теснотой от одиночества не излечишься. Народу много, а поговорить не с кем.

Конечно, раньше соседи по деревне общались больше, чем теперь соседи по двенадцатиэтажному дому, но то было не столько общение, сколько утоление сенсорного голода, нехватки информации. Теперь информации – хоть купайся в ней, поэтому горожанин и не стремится поболтать с любым встречным-поперечным. А одиночество как было главной бедой, так и осталось.

А все потому, что люди не умеют говорить друг с другом. И раньше не умели, и теперь не научились. Никто не хочет слушать, все хотят говорить. В результате получается не диалог, а два встречных монолога. И еще два одиноких человека.

Я, конечно, пытался учить средствам коммуникации, умению понять собеседника, но… Сидит клиент, вроде слушает тебя, выполняет упражнения – а потом снова заводит бесконечный разговор о чем угодно. Лишь бы я выслушал, лишь бы дал сигнал, что понимаю его. Не нужна голодному удочка, ему нужна рыба.

Очень часто одинокие люди, особенно не обремененные финансами, используют в качестве чуткого уха врачей поликлиник. Приходит какая-нибудь бабушка-пенсионерка и начинает грузить затюканного участкового терапевта. А у него по нормам – три с половиной минуты на больного.

У меня пациенты были другие. Они или не испытывали проблем с деньгами, или имели такие проблемы, что никаких денег не жалко.

Родители Богдана явно относились ко второй категории.

Они приехали ко мне в офис заранее – большая редкость для родственников пациентов-надомников. Обычно они ждут меня в своей прихожей и там, сбиваясь и стесняясь, сообщают что-нибудь критически важное про человека, с которым я буду сейчас общаться. И я вынужден на лету, пока иду к комнате, перекраивать тактику.