Конни Уиллис - Книга Страшного суда

— Леди Эливис… — Киврин шагнула к ней.

— Гэвин — рыцарь, ездит на черном скакуне, сбруя с серебряной чеканкой, — не выпуская поводья, тараторила Эливис. — Он отправился в Бат за моим супругом, который свидетельствует на слушании в Ассизах.

— Кто же нынче едет в Бат? — опешил мальчик. — Все, кто может, бегут оттуда.

Эливис, пошатнувшись, припала к шее коня.

— Там нет ни суда, ни закона, — продолжал гонец. — Мертвые лежат по улицам, и каждый, кто хотя бы взглянет на них, умирает тоже. Говорят, близится конец света.

Эливис выпустила поводья и, отступив на шаг, с надеждой обернулась к Рошу и Киврин.

— Значит, они вскоре будут дома? Ты точно не встречал их по дороге? Он ездит на черном скакуне.

— Там много скакунов было. — Гонец понукнул коня к Рошу, но Эливис преграждала ему путь.

Рош с мешком провизии шагнул вперед сам. Мальчик взял мешок, перегнувшись с седла, и развернул коня, чуть не затоптав Эливис. Она даже не попыталась уклониться.

Киврин ухватила поводья.

— Не езди к епископу.

Мальчик дернул повод, испугавшись, кажется, еще больше, чем прежде испугался Эливис. Но Киврин держала крепко.

— Скачи на север. Там пока нет чумы.

Гонец пришпорил коня и галопом умчался со двора.

— Держись подальше от больших дорог! — крикнула Киврин ему вслед. — Ни с кем не разговаривай.

Эливис не трогалась с места.

— Пойдемте, — позвала ее Киврин. — Нужно отыскать Агнес.

— Мой супруг с Гэвином наверняка сперва завернули в Курси, упредить сэра Блуэта, — сказала Эливис и покорно пошла вместе с Киврин обратно в дом.

Киврин посмотрела в амбаре. Агнес там не было, зато она обнаружила свой плащ, забытый в канун Рождества. Завернувшись в него, она поднялась на чердак. Потом заглянула на пивоварню, а Рош поискал в других постройках, но девочка будто в воду канула. Пока они разговаривали с гонцом, поднялся холодный ветер, в воздухе запахло снегом.

— Быть может, она в доме, — предположил Рош. — Ты смотрела за господским креслом?

Киврин снова поискала в доме, заглянула за тронное кресло и под кровать в светлице. Мейзри лежала, хныча, на прежнем месте, и Киврин с трудом поборола желание ее пнуть. Вместо этого она спросила про Агнес отвернувшуюся к стене коленопреклоненную Имейн.

Старуха не ответила, беззвучно шевеля губами и перебирая звенья цепочки.

Киврин потормошила ее за плечо.

— Вы не видели, она не выходила из дома?

Имейн яростно сверкнула глазами.

— Она во всем виновата!

— Агнес? — возмутилась Киврин. — В чем она может быть виновата?!

Имейн мотнула головой и устремила взгляд на Мейзри.

— Господь карает нас за растяпу служанку.

— Агнес пропала, а на дворе темнеет. Мы должны найти ее. Вы не видели, куда она пошла?

— Ее вина, — прошептала старуха, отворачиваясь к стене.

Смеркалось. В сенях завывал ветер. Киврин выбежала по тропинке между постройками на луг.

Все как в тот день, когда она впервые вышла из дома на поиски переброски. На заснеженном выпасе ни единой души, ветер рвет полы одежды. Где-то далеко-далеко на северо-востоке вызванивал колокол — тягучим погребальным звоном.

Агнес всегда манила колокольня. Киврин заглянула туда, покричала, хотя лестница просматривалась до самого колокола. Потом вышла и остановилась, окидывая взглядом лачуги и размышляя, куда могла податься девочка.

В чей-нибудь дом вряд ли, разве что очень замерзла. Щенок. Она хотела проведать могилу щенка. Киврин не успела сказать, что закопала его в лесу. Агнес просила похоронить его на погосте. Киврин и так видела, что там никого нет, но все-таки вошла в калитку.

Агнес сюда заходила. Следы маленьких ножек вели от могилы к могиле, а потом сворачивали к северной стене церкви. Киврин посмотрела вдаль, на кромку леса за холмом. «Неужели она пошла в лес? Там ее вовек не отыскать».

Она кинулась за угол церкви. Следы заворачивали обратно ко входу. Киврин открыла церковную дверь. Внутри царила почти кромешная тьма и ледяная стужа — холоднее, чем на погосте.

— Агнес! — крикнула она.

Никто не ответил, но у алтаря послышался какой-то шорох, будто мышь заскреблась в углу.

— Агнес? — вглядываясь в темноту за могилой рыцаря и в боковые проходы, повторила Киврин. — Ты здесь?

— Киврин? — пискнул дрожащий голосок.

— Агнес! — Киврин бросилась на звук. — Ты где?

Она сидела у статуи святой Катерины, сжавшись в комок между свечами в своей красной накидке с капюшоном. Широко распахнув испуганные глаза, она прижималась к грубой каменной юбке статуи. Щеки у девочки были красные и зареванные.

— Киврин! — воскликнула она, кидаясь ей на руки.

— Ты что здесь делаешь, Агнес? — вздохнув от облегчения, напустилась на нее Киврин, крепко прижимая к себе. — Мы тебя повсюду ищем.

Девочка спрятала мокрое лицо у Киврин на груди.

— Прячусь. Я водила Повозку посмотреть на моего песика и упала. — Она вытерла нос ладонью. — Я тебя звала-звала, а ты не приходила.

— Я не знала, где ты, солнышко, — объяснила Киврин, гладя ее по голове. — Почему ты забралась в церковь?

— Пряталась от разбойника.

— Какого разбойника? — нахмурилась Киврин.

Тяжелая входная дверь открылась, и Агнес обхватила Киврин за шею, чуть не задушив.

— Разбойник! — истерически зашептала она.

— Отец Рош! — позвала Киврин. — Я ее нашла, мы тут.

Дверь закрылась, в темноте раздались гулкие шаги.

— Это отец Рош, — успокоила она Агнес. — Он тебя тоже искал. Мы не знали, куда ты подевалась.

Девочка слегка ослабила хватку.

— Мейзри сказала, что придет злодей-лиходей и заберет меня.

К ним подбежал запыхавшийся Рош, и Агнес снова уткнулась лбом в шею Киврин.

— Она захворала? — в тревоге спросил Рош.

— Вроде нет. Но продрогла вся. Закутайте ее в мой плащ.

Священник неуклюже снял накидку с плеч Киврин и укрыл ею Агнес.

— Я пряталась от разбойника, — изворачиваясь у Киврин на руках, сообщила девочка.

— Какого разбойника?

— Который напугал тебя в церкви. Мейзри говорит, он приходит, хватает всех и насылает синюю хворь.

— Нет никакого разбойника, — успокоила ее Киврин, думая про себя: «Вот доберусь до этой Мейзри, я из нее душу вытрясу». Она встала, и Агнес ухватилась за ее шею покрепче.

Рош ощупью добрался до боковой двери. Голубоватый свет заструился внутрь.

— Мейзри сказала, что разбойник забрал моего песика, — дрожа, пролепетала Агнес. — Но меня он не нашел. Я спряталась.

Киврин вспомнила обмякшее в ее руках черное тельце щенка со струйкой крови из уголка пасти. «Нет». Обмирая, она заторопилась к дому по снежной пустоши. «Агнес дрожит, потому что промерзла в холодной церкви». Щека, уткнувшаяся в ее шею, была как лед. «Это от слез», — сказала себе Киврин и спросила Агнес, не болит ли у нее голова.