Герберт Уэллс - Невидимка

— Это для чего? — спросил Эдай.

— Для начала, — сказал Кемп.

— А влезть сюда нельзя?

— Даже и кошке, — сказал Кемп.

— Ставней нет?

— Здесь нет. Во всех нижних комнатах… Ого!

Трах! — послышался снизу треск досок под тяжелым ударом.

— Чорт бы его подрал! Это должно быть… Да, это одна из спален. Он хочет оборудовать весь дом. Дурак! Ставни закрыты, и стекло будет сыпаться наружу. Он изрежет себе ноги.

Еще окно возвестило о своем разрушении. Кемп и Эдай в недоумении стояли на площадке.

— Вот что, — сказал Эдай, — дайте-ка мне палку или что-нибудь такое; я схожу в участок и велю принести собак. Тогда конец ему!

Вылетело еще окно.

— У вас нет револьвера? — спросил Эдай.

Кемп сунул руку в карман и остановился в нерешимости.

— Нет… лишнего.

— Я принесу его назад, — сказал Эдай. Вы здесь в безопасности.

Кемп, стыдясь своего минутного отступления от истины, подал ему оружие.

Пока они в нерешимости стояли в зале, одно из окон в спальне первого этажа загремело и разлетелось вдребезги. Кемп пошел к двери и начал как можно тише отодвигать болты. Лицо его было немного бледнее обыкновенного.

— Выходите сразу, — сказал Кемп.

Еще минута, и Эдай был уже за порогом, и болты вдвигались в скобки. С минуту он колебался, — стоять спиною к двери было спокойнее; потом зашагал прямо и твердо вниз по ступеням, прошел луг и подошел к воротам. По траве будто прибежал ветерок; что-то зашевелилось совсем рядом.

— Погодите минуту, — сказал голос.

Эдай остановился как вкопанный и крепче сжал в руке револьвер.

— Ну, — сказал Эдай, бледный и угрюмый, и все нервы его напряглись.

— Попрошу вас вернуться в дом, — сказал голос так же угрюмо и напряженно, как говорил Эдай.

— Очень сожалею, — сказал Эдай немного хрипло и провел языком по засохшим губам.

Голос быть у него слева. «Что если попытать счастия, — броситься вправо?» — думал он.

— Зачем вы идете? — спросил голос.

Оба они сделали быстрое движение, и в раскрытом кармане Эдая сверкнуло солнце.

Эдай отказался от своего намерении и задумался.

— Куда я иду, — проговорил он медленно, — это дело мое.

Не успел он выговорить этих слов, как за шею его схватила рука, в спину уперлось колено и он шлепнулся навзничь. Кое-как вытащив револьвер, он выстрелил нелепейшим образом, после чего его треснули в зубы и вырвали револьвер. Он сделал тщетную попытку ухватить скользкую ногу, попробовал встать и упал снова.

— Чорт! — сказал Эдай.

Голос захохотать.

— Я бы убил тебя, кабы не жаль было пули, — сказал он.

Эдай видел направленный на него и висевший в воздухе, револьвер, футах в шести.

— Ну? — сказал он.

— Вставай, — сказал голос.

Эдай встал.

— Слушай! — сказал голос и продолжал повелительно: — Не пробуй со мной никаких штук. Помни, что твое лицо мне видно, а тебе мое — нет. Ты должен вернуться назад в дом.

— Он меня не впустит, — сказал Эдай.

— Это очень жаль, — сказал Невидимый, — к тебе я никакого зла не питаю.

Эдай снова облизнул губы. Он оторвал глаза от дула револьвера, увидел вдали море, очень темное и очень синее под полуденным солнцем, гладкие, зеленые дюны, белые утесы на верху горы, многолюдный город, — и жизнь вдруг показалась ему прекрасной. Глаза его вернулись к маленькой металлической вещице висевшей за шесть футов, между небом и землей.

— Что ж мне делать? — спросил он угрюмо.

— А мне что? — спросил Невидимый. — Тебе помогут. Возвращайся только домой, больше ничего не нужно.

— Попробую… Обещаешься ли ты, если он впустят меня, не вламываться в дверь?

— С тобой я не имею причины ссориться, — сказал голос.

Выпустив Эдая, Кемп поспешил наверх, на четвереньках прополз среди разбитого стекла к окну кабинета и осторожно заглянул за подоконник; он увидел Эдая, беседовавшего с пустотою.

— Что ж он не стреляет? — шепнул про себя Кемп.

Тут револьвер немного двинулся и засверкал на солнце. Заслонив глаза от света, Кемп попытался проследить движение ослепительного луча.

— Сомнений нет, — сказал он, — Эдай отдал револьвер.

— Обещай не вламываться в дверь, — говорил между тем Эдай. — Не злоупотребляй своей удачей… Уступи что-нибудь и мне.

— Ступай в дом. Говорю прямо: я не обещаю ничего.

Эдай, казалось, вдруг решился. Он поворотил к дому и пошел медленно, заложив руки на спину. Кемп в недоумении следил за ним. Револьвер исчез, опять блеснул на мгновение, опять исчез и обнаружился, наконец, в виде темной точки, следовавшей за Эдаем.

Тут вдруг все пошло очень быстро. Эдай отскочил назад, обернулся, хотел схватить маленький темный предмет, не поймал его, вскинул руки и упал на лицо, оставив за собой маленький синий дымок. Выстрела Кемп не слышал. Эдай задергался в судорогах, приподнялся на одну руку, упал и затих.

Кемп постоял некоторое время, пристально глядя на небрежно-спокойную позу Эдая. День был жаркий и безветреный, — казалось, в целом мире не шевелилось ничто, кроме двух желтых бабочек, гонявшихся круг за другом в кустарниках, между домом и воротами.

Эдай лежал на траве, у ворот. Шторы во всех виллах во холму были спущены, но в одной маленькой зеленой беседке виднелась белая фигура, фигура старика, который спал. Кемп осмотрел окрестности дома, ища глазами револьвера, но он исчез. Глаза Кемпа снова вернулись к Эдаю. Потеха начиналась не на шутку.

Тут у наружной двери поднялся стук и звон, вскоре ставшие оглушительными, но, по полученным от Кемпа инструкциям, прислуга заперлась по своим комнатам. Затем наступило молчание. Кемп прислушивался и по временах заглядывал украдкой в разбитые окна. Он вышел на лестницу, тревожно насторожившись, постоял там, прошел в спальню, где взял кочергу, и снова отправился осматривать внутренние затворы окон в низшем этаже. Все было крепко и надежно. Он вернулся в бельведер. Эдай все так же неподвижно лежал у края песчаной дорожки.

По дороге мимо вилл шли горничная и двое полицейских.

Все молчало, точно умерло. Трое людей подвигались, казалось Кемпу, необыкновенно медленно. Он соображал, что делает теперь его противник.

Вдруг он вздрогнул: внизу раздался треск. Сначала Кемп колебался, потом сошел. Весь дом огласился резкими ударами, — что-то рубили. Слышался треск расщепляемого дерева и звон железных задвижек на ставнях. Кемп повернул ключ и отворил дверь в кухню. Как раз в эту минуту, разрубленные и расщепленные ставни полетели в комнату. Кемп стал как вкопанный: рама, кроме одной перекладины, была еще цела, — но в ней оставались только одни маленькие зубчики стекла. Ставни были взломаны топором, и теперь топор со всего размаха бил по раме и железной решетке, защищавшей окно. Но вдруг от шмыгнул в сторону и пропал.