Елена Ванслова - Ралли «Конская голова»

— Я вам скажу так: без спортивной злости на соревнованиях не победишь! Что бы мне ни говорили про доброе, товарищеское отношение к сопернику, все это — не для беговой дорожки, не для помоста, где выясняют, кто есть кто, штангисты. До старта, после финиша, в раздевалке, при вручении венков и медалей — тут, что толковать, все должны быть друзьями-соперниками. Накал борьбы сошел, можно похлопать своего конкурента по спине, обнять, поцеловать… Причем все это искренне, без фальши! Но когда рвешься к первому призу, тут уж извините! — Феликс Бурдан, член одного из континентальных Спорткомитетов, поболтал соломинкой в своем бокале и, сделав пару глотков, с запальчивостью продолжал:

— Некоторые теоретики спорта любят пофилософствовать про преодоление себя самого, про главную задачу состязаний — объединение спортсменов… Даже ссылаются на древнюю индийскую книгу "Махабхарата". Не читали? Там, мол, говорится, что король должен сначала победить самого себя, прежде чем отважиться побеждать других… Может, для королей это и было важно — я "Махабхарату" не читал, — но вам, например, космоспасателям, я считаю, без закалки в спортивной борьбе — суровой, мужской! — не обойтись. Разве я не прав?

Савелий Муромцев не сразу ответил. Нажал на рычажок, торчащий из стилизованного под бурдюк термостата, наполнил свой бокал кумысом — холодным, пенистым, с приятной кислинкой.

— Зря вы пренебрегаете этим старинным напитком. — Савелий отхлебнул из бокала и даже причмокнул от удовольствия. — Здесь одно из немногих мест, где кумыс — натуральный, не из таблеток. Знаете, я уважаю химиков и все же не верю рекламе, будто искусственный кумыс химически ничем не отличается от натурального. Ведь даже питьевая вода в разных местах разная… — Савелий допил кумыс и откинулся на спинку кресла. — Ну а что касается спортивной злости, в общем-то я не вижу тут предмета для спора.

— Позвольте, если говорить о кумысе, то мы сплошь и рядом просто себе внушаем, что натуральные продукты лучше искусственных. Вот, глядим на красивых лошадок… — Феликс махнул соломинкой в сторону окна. Видневшийся вдали, у подножия ближних гор, ярко-зеленый ковер луговых трав был испещрен коричневыми точками — там паслось стадо кобылиц, которыми славился этот комплекс для спорта и отдыха. — Ну и начинаем себя уверять, будто кумыс из натурального лошадиного молока вкуснее синтезированного химиками. Так и в спорте. Спортсмен, конечно, может себе внушить, что он должен соревноваться сам с собой, в одиночку побивать свой собственный рекорд. Тогда ему соперники не нужны. Да только, состязаясь сам с собой, высоких результатов не достигнешь! Раз нет у тебя спортивной злости — а к себе самому какая злость? — то и выкладываться до предела не станешь. Просто не получится! Вот вы, Савелий, в молодости завоевывали медали в соревнованиях и по тяжелой атлетике, и по прыжкам, и в беге у вас были прекрасные результаты… Словом, как любой космоспасатель экстракласса были выдающимся многоборцем. Разве не случалось так, что в горячке борьбы в вас вспыхивала ненависть к сопернику, когда вы видели, что он готов вырвать у вас победу?

— Я считаю, что называть это ненавистью, злостью нельзя. Ведь, бывало, я состязался со своими друзьями. Впрочем, дело не в этом. Лучше вспомним, как зародилось многоборье в олимпийском движении. Вы же знаете, что раз в четыре года древнегреческие города-государства прекращали свои бесконечные войны. Объявлялся священный мир. И воины враждующих сторон, только что с остервенением старавшиеся проткнуть друг друга копьями, собирались в Олимпии — мирно соревноваться: кто дальше метнет копье… Да и вообще… У меня, например, самое напряженное в жизни соревнование как раз и было с самим собой, без соперника. И, пожалуй, тогда-то меня сильно подстегнула спортивная злость.

— Это что, было во время тренировки?

— Да нет, это случилось не на Земле, а на Планете ботаников. Слышали про такую? Она занесена в каталогах в категорию планет с обнаруженной враждебной цивилизацией. Кстати, в том, что ее закрыли для посещения и контактов, решающую роль сыграл, наверно, я.

— Это была, кажется, экспедиция на "Лебеде"? Я что-то читал об этом, но не помню ничего о каких-либо соревнованиях. Может, расскажете?

— Особенно и рассказывать-то нечего. Правда, до сих пор я жалею, что никто не зафиксировал тогда моих результатов. Выкладывался я там так, что это начисто опровергает все ваши рассуждения о соперниках… — Савелий снова наполнил свой опустевший бокал кумысом и медленными глотками отпил половину. — Да, так вот, стартовали мы на фотонном корабле "Лебедь". Тогда не было еще этих нынешних кораблей-попрыгунчиков, опережающих время, заскакивающих в подпространство… Соответственно и состав экспедиции у нас был небольшой — шесть человек. Конструкторам тогдашних кораблей приходилось все ужимать до предела, численность экспедиционных групп тоже…

Значит, стартовали: два члена экипажа, три косморазведчика и я, штатный космоспасатель, как в старину у нас говаривали — и швец, и жнец, и на дуде игрец. И врач я, и аварийный ремонтник, и связист, и каратист…

Подлетели к этой планете — она тогда звалась З-дубль — Земля-дубль. Ученые подозревали, что по всем параметрам она очень похожа на Землю. Правда, точных данных не было — на таком расстоянии в оптический телескоп планету не разглядишь, судили по косвенным данным.

Значит, перешел наш "Лебедь" на круговую орбиту, нацелили мы вниз наши телекамеры. Картинки, появившиеся на экранах, нас прямо-таки потрясли. Действительно, дублер Земли: и моря, и океаны есть, и материки, и горы, и реки, леса, полярные шапки… Оттенок зелени, правда, немного не такой, как на Земле, спектрограмма это подтвердила.

Ну, как водится, отдалились мы от поверхности, перешли на стационарную орбиту, зависли над одним, подходящим вроде бы для высадки, местом. Отправили сначала туда пару роботов-разведчиков с кучей приборов-анализаторов и телекамерами. Когда они приступили к сбору и передаче данных на корабль и показали нам крупным планом, что собой представляет планета, мы развеселились, как школьники, узнавшие, что вместо уроков будет экскурсия в зоопарк.

На З-дубль атмосфера, пригодная для жизни, отсутствовали вредные поля и излучения, абсолютно — представляете, абсолютно — не было никаких микроорганизмов. Отсутствовала микрофлора, и не было признаков существования фауны — никто там не бегал, не летал, не ползал… Планета походила вблизи на ботанический сад, на созданный ландшафтными архитекторами парк, на заповедник. Деревья, кустарники, разнотравье всякое — все это на наших экранах выглядело оглушающе красиво, эстетично, романтично… не знаю, еще какой эпитет подобрать. Планета ботаников — вот как мы ее назвали.