Елена Ванслова - Ралли «Конская голова»

Несмотря на всю свою злость, он двигался медленно, очень медленно. Я нанес два удара — с правой и левой, — и, пританцовывая, отошел в сторону.

В конце периода я увидел в своем углу Джо и Джен. Каждый вдох давался мне с большим трудом, зрение мутилось от заливавшего глаза пота, но я выдавил из себя:

— Джен!

На лице ее появилось выражение, которого я никогда не видел раньше.

— Фрэнк, — сказала она. — Фрэнк, давно ты все это задумал?

Я заставил себя улыбнуться, хотя губы мои были разбиты в кровь.

— Много лет назад, Джен…

— Помолчи, — вмешался Джо Питкерн. — Лучше выпей немного соку. Тебе осталось всего два периода.

Я вдохнул полной грудью и посмотрел на Дженнифер.

— Я должен измотать его, лишить остатков сил. Послушай меня, Джен. Когда-то ты была нашей союзницей. Останься здесь, в моем углу, и подбадривай меня выкриками. Он влюблен в тебя, Джен, а я должен измотать его. Джен…

Прозвучал гонг, и я устало поднялся со стула.

Бык вышел из своего угла медленно, осторожно. Мне почему-то пришло в голову, что менеджер, не в пример Быку, читал древние книги и сейчас дал ему совет подстроиться под меня и сделать ставку на один решающий удар. Ведь я выиграл по очкам все периоды, за исключением того, в котором был послан в нокдаун.

Именно поэтому он двигался так осмотрительно.

И тут позади меня, сквозь рев толпы, пробился высокий женский голос:

— Давай, Фрэнк! Покажи, на что ты способен! Кончай с ним!

Пораженный до глубины души, он вздрогнул как раз в ту секунду, когда я в очередной раз достал его левой. Затем он выпрямился, и на лице его появилось мучительное выражение. Казалось, ненависть исходила от него волнами. Как слепой, он кинулся вперед, пропустил два мощнейших удара и снова пошел на меня. Я быстро нанес еще два резких удара и отступил в сторону.

С Быком Уандером было покончено, но пока что этого не видели в зале, не подозревали миллиарды телезрителей, сидящие у экранов, и уж если на то пошло, я и сам не знал. И хотя Бык еще передвигался, с трудом волоча ноги, он уже перестал что-либо соображать, и все его движения стали бессознательными.

Не могу не отдать ему должного: даже побежденный, Бык Уандер выглядел величественно. Я сам смертельно устал, но почему-то мне вспомнилась сцена, описанная в одной из древних книг, в которой на старого бизона нападал маленький степной волк. С перегрызанными сухожилиями, истекая кровью, могучий зверь все еще пытался обороняться, не желая падать на землю.

И я знал, что мне придется лишить Быка возможности проиграть с достоинством.

Теперь я уже не пританцовывал, а наносил удары: с левой, правой, с левой, левой, левой, опять с правой. Через мгновение он должен был упасть. И вдруг Джо Питкерн рассмеялся. Это был какой-то неловкий, неуверенный, истеричный смех. И в эту секунду с моих глаз как бы упала пелена. Я понял, что победил и что надо делать дальше.

Звякнул гонг.

В моем углу Джо приплясывал от возбуждения.

— Он готов, Фрэнк. Ты запросто мог его прикончить. Тебе придется это сделать. Сейчас последний период.

По-моему, я просто не имел права дышать так легко и свободно.

— Послушай, — сказал я. — Обязательно засмейся еще раз. Прямо в микрофон. И постарайся, чтобы твой смех звучал как можно естественнее.

Он не сразу понял, что я имел в виду.

Бык Уандер не восстановился за минуту отдыха — слишком много сил было отдано. Но Хоу Джонс послал его на ринг в отчаянной попытке использовать последний шанс. Ведь даже в полубессознательном состоянии один точный удар его могучего кулака мог решить исход поединка.

Если следовать древним инструкциям, то по логике вещей я должен был как можно скорее закончить бой нокаутом. Я этого не сделал.

Я нанес сильный удар правой в голову и, когда он начал падать, вошел в клинч. Поддержал его. К тому времени, как судья разъединил нас, у Быка хватило сил устоять на ногах.

Я вновь нанес удар, вошел в клинч, поддержал его и подмигнул через его плечо прямо в телекамеру и стоящим поблизости журналистам.

— Межпланетный Чемпион среди гладиаторов, — сказал я. — Величайший человек во всей Солнечной системе.

Потрясенный судья вновь разъединил нас. Я привстал на носки, пританцовывая, пародируя свои собственные движения первых периодов, и сделал вид, что наношу удар в голову. Бык опять чуть было не упал. Я пожал плечами, продолжая разыгрывать комедию, и нанес легкий удар, после чего опять вошел в клинч, не давая ему упасть.

Один из журналистов в первом ряду громко фыркнул. И тогда, наконец поняв, в чем дело, Джо Питкерн рассмеялся. Смех звучал издевательски.

Это было нелепо. Но я и не пытался вести себя с достоинством. Наоборот. Я валял дурака, как мог бегая вокруг Быка. Слегка задел его по левому, а потом правому уху. Встал прямо перед ним и аккуратно три раза стукнул по носу. И каждый раз, когда он начинал падать, я входил в клинч и поддерживал его.

Смех становился все громче.

Постепенно он перерос в рев, и я понял, что они смеются не только над человеком, который являлся чемпионом-убийцей Солнечной системы, — они смеялись над самой концепцией Гладиаторских Игр.

Я продолжал кривляться почти до самого конца последнего периода, а незадолго до того, как должен был прозвучать гонг, отошел на шаг в сторону, набрал полную грудь воздуха, комично раздул щеки и стал изо всех сил дуть на Быка Уандера. Через некоторое время ноги его подкосились, и он медленно скользнул вниз, растянувшись на покрытом брезентом полу арены.

Я устало посмотрел на лица людей, у которых от смеха по щекам катились слезы. Я сделал то, что задумал. С этой минуты Гладиаторские Игры прекратили свое существование. Это было очевидно. Любой фарс несовместим с чувством собственного достоинства, а подобные Игры отныне стали фарсом. Но, глядя на десятки тысяч людей, смеющихся над своим павшим Чемпионом, я не чувствовал себя с ними заодно.

Медленно повернувшись, я направился в свой угол, где меня ждала Дженнифер, спокойно сидя на стуле и сложив руки на коленях. Она смотрела мне в глаза.

Когда лорд Вилланин сложил свои полномочия председателя МОК на предпоследних Олимпийских играх, это вызвало всеобщее удивление. Возраст не мог служить помехой: всегда подтянутый, улыбчивый, неизменно корректный, он был энергичен и жизнелюбив. Тайный недуг не подтачивал его, в чертах не сказывалась усталость. И все же он в свое просьбе освободить его от занимаемого поста сослался именно на состояние здоровья.

Причина могла ввести в заблуждение весь мир, но отнюдь не тех, кто стал свидетелями закулисных интриг, имевших отношение к марафонскому забегу. До сих пор никто не решался рассказать о том, что тогда произошло. Я должен сделать это, хотя знаю обо всем из рассказов, но уверен в их правдивости. Мой долг — поведать об убийстве. Я знаю, что, если подобное обвинение необоснованно и нет достоверных улик, оно ненаказуемо по законам всех государств, но приведенные здесь подробности равносильны отпечаткам пальцев или съемкам скрытой камерой. Нельзя преследовать за размышления вслух, ну а можно ли их опровергнуть — судите сами.