Александр Тюрин - Падение с Земли

— Чего вы на меня переключились? Другие примеры лень искать? — разобиделся дядя Витя.

— Живите спокойно, друг мой. Я тем же страдаю. Чтоб верно думать, надо иметь всю необходимую информацию. У оболочек с этим полный ажур. А вот у нас на лбу лучше повесить табличку: «Осторожно, самодеятельность».

— Информацию, значит, у нас воруют. Хоть в чисто поле от них беги.

— С нас много не возьмешь, а возьмешь, пожалеешь. Информация — не наша вахта, незачем за ней гоняться с сачком, дистрофию наживать. Емкость головы подкачала, и эмоции мешают: «Это мне нравится, это чистая правда, а то мне не подходит, то грязная ложь». Нет, нам достаточно хотеть. Индустрия-то работает и без плана, и без рынка. Нате вам — скачет на полморды впереди любых потребностей. А лет двадцать тому никто из теоретиков не мог сообразить, что больше нужно народу — трусы или кальсоны, из нефти их лепить или газа. Наша задача: уметь получить от кибероболочек. Первое — не шали мозгами, и придут блага. Второе — убери преграду, и прямо в тебя начнут входить мысли.

— Это вы трепанацию черепа предлагаете? Чтоб чужие мысли, как в горшок, падали в него? — встрепенулся дядя Витя. — Не даю добро!

— Голову пилить не надо, она и целая пригодится. Достаточно надеть суперБИ. А имя преграды — кровь. Нынешняя не пропускает разряды от оболочек. Зато разряды наших личных мыследействий шастают по всему организму, хоть они сплошь и рядом выплюнуты из сердца невежеством. Само собой, такие разряды вызывают архивредные гормональные и нервные реакции.

Дядя Витя, храпя, выпустил воздух.

— Значит, вы тут рекламируете искусственную кровь, из бачка. И мне ее не отхлебывать, а внутри себя носить, побулькивать. Я сам себе не хозяин буду, и кто-то более сообразительный, электрический-металлический, станет мной крутить-вертеть, как захочет.

— Какого опиума для народа вы наелись, Виктор Васильевич? Зачем норовите ярлык пришпилить? Искусственная, между прочим, от слова «искусство». У кого кровь совместимая с оболочками, тот хозяин и себе, и стихиям. А вот дама, которая пошла гулять ночью в парк, потому что у нее забурлила естественная кровь, себе уже не хозяйка. Пойми, Виктор — вещества, энергии, все станет ручным, надежным. Власти будет всласть, если для тебя масштабно мыслит Великий Объединенный Разум. Бестолочи его ждут не дождутся, а ведь он за дверью. Открой дверь, открой, — с небольшим подвыванием сказал Николай Епифанович.

— Не заперто… Да не будет ли от моей масштабной мысли бестолочам икаться? — засомневался дядя Витя.

— Таким, как ты, все будет по кайфу и в жилу. А тебе еще лучше, потому что ты первенец у ВОРа. Бестолочи же пусть на ошибках учатся. Помнишь добрые слова классика: «Ну, а с третьего щелка вышибло ум у старика». Да что мы все о деле? Давай быт твой отсталый улучшать. Не надоело ли, инок, в шкафу? Или ты шкафничество основал?

— Если бы с чайком вопрос решить, то жить можно, — высказал скромное пожелание дядя Витя. — А после сытного обеда я вообще на все согласный.

— Ой, Витька, ты шутник, — и Николай Епифанович перевел дядю Витю из компании плащей и моли в объятия Алисы. Оказалось, что треть веса у нее действительно испарилась, и стала она из всех девчонок лакомый кусочек, килограмм на восемьдесят.

— Давай, что ль, пирожками побалуемся, — глотая слюни, предложил дядя Витя.

— БИ сразу заложит контрольной системе, а та активизирует подшитую ампулу — через секунду вытошнит.

— Может, потанцуем?

— Тоже вытошнит.

— Может… это самое, побарахтаемся? Все-таки темно уже.

— От этого самого обязательно вырвет, — бодро сказала Алиса.

— Какая ты сложная, — протянул разочарованный дядя Витя.

— Впрочем, иногда простая, — Алиса показала таблетку, — выключит ненадолго ампулку.

На следующий день дядя Витя был в гостях у радушного Николая Епифановича, в его отделе, больше похожем на цех.

— Вот здесь готовим жидкокристаллическую плазму, тут экспериментируем с обратными разрядами оболочек, здесь имитируем действия второго рода и пробуем фильтры для крови.

Экскурсия закончилась, у Николая Епифановича все уже было на мази. Он усадил дядю Витю в никелированное кресло, сверху свисали трубки, сбоку странно пузырилась голубая, похожая на шампунь, искусственная кровь. Руки и голову прихватили держатели. И вот заходили поршни, трубки потянулись к человеку, как некормленные змеи, остро куснула игла, и дядя Витя отключился.

В той отключке были нерадостные ощущения — будто из него выдавливают потроха, как из кильки. А потом кладут в быстро твердеющую смолу. Та вползает внутрь, обтекает снаружи и застывает.

— Ну, вот ты и попрощался с племенем дураков. Это мне нравится. Теперь ты — условно умный, поздравляю, — гулко, будто с высокого потолка, прошумел Николай Епифанович.

Дядя Витя разлепил веки, прислушался, принюхался. Кое-что понял. Каждая мышца существует отдельно от других, ее можно сокращать и расслаблять, измерять ее мощность и усталость. Кости и суставы — это рычаги и шарниры, одни послабее, другие покрепче. Дядя Витя покрутил пальцами в разные стороны и поймал муху. Ее скелет был хорош, но ему бы не подошел. Скелет — мера вещей. Дядя Витя решил запомнить такое правило. Рядом ходит поршень, непригнанный как следует к стенкам цилиндра, и у маховика биение — сбита чуть ось. Этот скелет идет вразнос. Любой скелет приводится в движение тонким теплом. Тонкое тепло получается из грубого после вложения в живот съедобных предметов. Во многих вещах имеется штука, которая гоняет тепло. У него она зовется «сердце».

Николай Епифанович нажал кнопку на пульте, трубки поднялись вверх, отпали держатели, легли пластыри. Жук-транспортер зацепил бак с темно-красной жижей и укатил его. Дядя Витя подумал, что не только неаппетитная жижа уплыла от него, но еще это самое… Он пытался вспомнить, но не получилось. Тогда дядя Витя поднялся, попробовал пяткой надежность пола. Деревянное покрытие не выдержит приличного удара, но пол не развалится — вглубь степень сопротивления нарастает. Он осторожно пошел по кратчайшей ломаной, но не впритык к обстановке, потому что тело при ходьбе раскачивается. Дядя Витя аккуратно раздавил колбу в руке и не поранился, потому что постепенно увеличивал встречное давление пальцев. Потом взялся за шкаф.

— Давай погуляем, — предложил тогда Николай Епифанович и повел обновленного человека в свой кабинет.

По дороге дядя Витя пробовал различные способы ходьбы, выбирая минимальные по затратам энергии на трение. Наконец, подобрал: с расслаблением лодыжки в верхней точке, обвисанием носка и небольшим подворотом его влево в точке касания.

На полках в кабинете располагались вислоухие африканские идолы, чем-то похожие на артистов эстрады. Статуэтка женщины с головой львицы, судя по всему, богини; маски алкоголиков, как выяснилось, это были буддийские демоны; высушенная голова молодого человека, которому крупно не повезло; неулыбчивые римские предки из терракоты; обломки этрусских саркофагов с протокольными рожами; классики в рамочках; мраморный рабочий с позолоченным кайлом. С потолка сочились разные утробные звуки, серебристый скелетик с косой выплясывал брейк.