Александр Тюрин - Падение с Земли

Очухался дядя Витя от своего дикого кашля. В промежутках между своими конвульсиями он выяснил, что валяется на кафеле в кухне. Архип льет ему в дыхательные пути воду и щедро орошает пол, а на его содрогания смотрит с неприязненным лицом вероятная теща.

— Ну, что, очухался, герой, в голове с дырой, — сказала Маша. — Тогда вставай и собирай воду, не мне же после тебя прибирать.

Дядя Витя величественным усилием выдавил из себя всю влагу и слабым голосом сказал:

— Но я же не виноват.

— А кто виноват? Пушкин? Или Архип? Кибер на семью настроен и сделал так, чтоб испарения не шли в жилые комнаты. Только тебе нравится с мутными мозгами расхаживать. Кладовку он задраил и пустил в нее газообразный катализатор, чтобы краска быстрее сохла.

— Вас Архип-подонок пожалел, а я что, не человек? — плаксиво заявил дядя Витя.

— Человек — это тот, кто поручает киберу примитивные занятия, — отрубила строгая Маша.

Дядя Витя до поздней ночи промокал воду носовым платком — тряпки, верно, Архип спрятал. Когда наконец завершил столь филигранную работу, пошел в Алисину комнату. Та оказалась крепко запертой на все запоры. Он нежно поскребся.

— Алисонька, ку-ку. — В ответ ноль внимания. Он постучал настойчиво. — Ку-ку!

— Кто еще там щебечет? — раздался заспанный недовольный голос Алисы.

— Это я, — твой муж Витенька, пусти же.

— А мама сказала, что из нас такие же муж и жена, как из бабуина с коровой… И вообще, Витька, я сейчас к особому доктору хожу. Он меня гормонами лечит — за месяц полвеса улетучится, а то и две трети. Если, конечно, буду его слушаться. Так вот он говорит, нельзя с мужчинами знаться.

— А где ж мне ночевать, Лиса? — умирающим голосом спросил изможденный человек.

— Мама тебе постелила в прихожей, во встроенном шкафу, сказала, чтоб ты не вздумал укрываться ее шу-бо-йй… — Разнеслось сочное Алисино сопение.

Дядя Витя конвульсивно дотащился до своею «алькова». Уютная постелька представляла место, где можно было лечь, поджав колени, и стараться не думать, что свисающие с вешалок пальто щекочут уши. Под голову предлагался старенький, удобный для ноги валенок. Планировалось, что он будет столь же подходящий и для головы дяди Вити.

Прикрыта дверца, и словно бы нет человека с его проблемами вместе. Лежит он чинно, как жмурик под землей, только не корешки нюхает, а нафталин. О жизни же человеку напоминает моль, порхающая и бьющая крылышками в усах.

Что-то еще разгорелось в дяде Вите, наверное, в последний раз, должно быть, желание вспомнить свою судьбу. Где-то трепыхнулись раздавленные крылышки. Но тут он почувствовал, что уже проглочен. Твердо-мускулистый мешок желудка сжался, внутри него большой дядя Витя захрустел и исчез.

В доме Николая Епифановича маленький дядя Витя провел в шкафу немало ночей, да и дней тоже. Сам же ученый с момента явления жениха кое-что выяснял. В городских справочниках дядя Витя не фигурировал никак. По своим каналам Смеляков вышел на органы внутренних дел. Органы ему сообщили, что такой был задержан и передан в ведение ССС, проверяться на наличие состава психопреступления. Наконец, прыткий киберолог через знакомого инспектора добрался до баз данных ССС. Там значилось, В. В. Лучкин принят из органов на экспертизу. Экспертиза дала отрицательный результат, по такому-то ведомственному положению задержанный отпущен.

Шаги нарастали и таяли. Люди проходили мимо. Шкаф был законсервирован с помощью нафталина до зимы. Всегда рядом только Архип и Архиповы сыны. Дозволено лишь было отправлять естественную нужду — под присмотром, не более трех раз в день. И проглотить что-нибудь украдкой. А остальное время он обязан был лежать в шкафу и расслабляться под заунывный долбеж токера: «Вы опускаетесь в самую глубокую морскую впадину, позади ветер, позади волнение и зыбь поверхности, позади потоки и течения, впереди покой. Вы растворяетесь в темно-зеленом покое». И далее шли шептания каких-то обитателей морской пучины, под которые нетрудно было представить себя утонувшим камушком и на большее не претендовать.

Архип знал наперед все его желания, наметки, планы и действия. И не давал осуществиться ничему. Каждой попытке он загодя подготавливал сокрушительный ответ. Когда дядя Витя хотел идти, строгий надзиратель дергал ковровую дорожку и ронял слабое тело. Когда дядя Витя хотел влезть в холодильник, Архип устраивал так, что струя леденящего газа разила в нос. Когда дядя Витя хотел, отпереть замок, Архип включал антиворовскую систему, и замок бил током по пальцам. Когда дядя Витя хотел просто подышать в гостиной, «сыны» рассаживались на нем и начинали медицинские процедуры — уколы под лопатку, взятие крови из вены, наложение швов на глаза. Дядя Витя, как всегда, хотел быть сильным, но сил хватало только на борьбу с молью, да и то моментами. «Хотел жить у нас, как изрядный гордец, так скоро ты станешь могилы жилец», — однажды сказал Архип. Крыть это утверждение было нечем.

Все морознее. Язык даже не ворочается и говорит вместо «абракадабра» — «ааааа». Даже постылый «К2» не маячит на горизонте. Видимо, посчитал, что дядя Витя свое оттарахтел и теперь списан за борт. Ну, так, смотри, не ошибись, «К2», лепетал слабый человечек, силу себе как-нибудь достану, ведро дерьма съем, а снова внушительный буду. Вдруг дошло. А если попросить прощения у этого ящика? Повиниться в пренебрежении к нему, назвать его «дорогой» товарищ Архип; попросить похлопотать перед вышестоящими. Может, и выделят ему снова территорию и силу. Как все сумели отнять, так и обратно отдадут.

— Эй, маленький, такой славный тут лежишь. Просто калачик. Чего не выходишь? Обиделся? Плохие мы, да? Неласковые? — Николай Епифанович слегка тормошил дядю Витю за дряблое плечо. Мужичок очнулся от грез на своей полуспальной кровати. Захрипел, засопел, будто включили его в розетку, задвигал губами:

— Как… что… Какой густой сон разогнали, подлецы. Когда спишь, меньше горе мыкаешь… Требует, чтоб я ему поклонился, да еще его хозяину. Уж лучше холодильнику поклон бить, он побольше и пополезнее.

— Кто требует? Покажите мне его, — сердито оглянулся Николай Епифанович. — Будет держать ответ перед народом.

— Кто-кто… Архип ваш, — уже осмысленно пожаловался дядя Витя.

— Ну, вы же умница, правда, в зародыше. Архип вправе пользоваться заслуженным уважением. Быстрота мыследеятельности у него при работе в вычислительной среде — ого-го-го!

— Подлянку какую-нибудь сделать — это пожалуйста, ждать долго не придется, — покачал головой лично пострадавший. — А мыследеятельность вон где. — Он для убедительности тюкнул головой о дверцу шкафа.

— Чистый эксперимент, — похвалил Николай Епифанович, — это там мысли зазвенели?