Александр Тюрин - Падение с Земли

— Как не усечь. Итак, прислушайтесь, Феодосий Павлович. Моя скрипка заканчивает на высокой печальной ноте «ля». Ничто на свете не происходит само собой. А если и происходит, то по нашей дурости.

Тут к Феодосию стали недвумысленно задираться двое, в черных куртках без рукавов, с вздутыми бицепсами, на которых имелось письменное предупреждение: «Не обижайте маленьких». Как обычно, ни с того, ни с сего они желали дать инспектору кружкой по зубам. Освальд не стал задерживаться, его ждала дорога, и он отправился собирать вещи.

Феодосия Павловича уже вовсю били, но оболочка телесной безопасности не торопилась откликнуться на его путаные сбивчивые зовы.

Дядя Витя все удивлялся, куда это мог запропаститься Фан Фаныч, он же оборотень-ассистент Серый Волк. Ни на какие срочные вызовы тот не отвечал, хотя и обещал подыскать способы улучшения жилищных условий. Впрочем, дядю Витю никто страшный и не беспокоил. То ли Фан Фаныч оказал весомое содействие, то ли сам дядя Витя крайне удачно затырился. Он жил в ожидании лучшей доли на краю ойкумены, на городской помойке, что раскинулась между погостом и аэроспейсвокзалом, символизируя связь простого и сложного, разложения и созидания. Хреновая по быту была жизнь. В насыщенной атмосфере данной среды обитания нюх был сбит все время с толку, поэтому отличить свежие продукты от несвежих можно было только после многих проб и ошибок. Вот и напоминала работа пищеварения прогноз осенней погоды. Компанию составляли крысы, среди которых появились добрые знакомцы Петя и Володя, а также коты. Правда, с последними трудно было найти общий язык. И раз за разом шли в психическую атаку тараканьи армии, поддержанные с воздуха эскадрильями тяжелых мух. Были у него и соседи-гуманоиды, которые жили в хоромах, выстроенных из пустых молочных пакетов. Их звали Никифор Самограхский и Вечный Запах. Однажды дядя Витя заскочил к ним в гости посмотреть на телевизор, который иногда показывал. Эти двое, закончив дискуссию с диктором, стали спорить об искусстве.

— Ты, сучий потрох, Мандельштама не трожь, а то вилкой дам.

— Некрасиво и грубо. А за Ахматову я тебе всю рожу заплюю, в три дня не протрешься.

Потом они стали плодотворно размышлять о сути вещей.

— Тебе очень мешает эта ваза смотреть передачу? — поинтересовался Вечный Запах у Никифора, показывая пальцем на ночной горшок.

— Совсем не мешает, даже помогает, — отозвался добродушный Никифор.

Тогда Вечный Запах двинул собеседника горшком и спросил у смирно лежащего тела:

— А теперь что скажешь?.

Больше дядя Витя в гости не хаживал. Хотя Никифор его зазывал, особенно после того, как Вечный Запах «совсем осунулся». На местном диалекте это означало, что один из соседей скончался, не выдержав крепкого аргумента. На его могиле виднелась потом картонка с надписью: «Пал жертвой общей дискуссии».

Но дядя Витя мучился вопросами, далекими от искусства и философии, близкими к градостроительству. Он различал в небе глыбы, хороводящие вокруг дворца-спицы. Камни уже катились по городу, они без нанесения повреждений проскакивали сквозь дома, но зато размазывали встречных граждан. Раз — и впитался гражданин, улыбается из глыбы. За особенно прыткими человечками охотились черные кляксы. Все меньше и меньше серебристой пыльцы ложилось на шкуру большого дяди Вити. Крошились от сухости крылья, истончался хребет, не громили уже лапы, а щекотали. Подбиралась здоровая дряхлость, и замедлялось течение полыхающей реки по 248 жилам его тела, реже и реже вырывалось сияющее жгучее облако изо рта. Ни дыхнуть, ни брыкнуть, как прежде. Ни провести испытание оружия, ни ударить лишний раз по взбесившимся киберам, которых выбрасывали на помойку испуганные хозяева. Некоторые из этих кибер-инвалидов могли быть связаны с врагом, но одного прикончишь, а от другого приходится скрываться по помоечным джунглям. Но лелеялась еще последняя надежда — на чудесный браслет, орган власти, который каждую его внутреннюю букву превратит в приказ.

Из-за котов и крыс, метивших свою территорию, одежда дяди Вити, некогда внушавшая уважение людям, быстро приобрела букет ароматов «на большого любителя». Поэтому пришлось пробраться через кладбище к крематорию, при котором работала мастерская похоронных дел. Там он взял взаймы хорошей креповой ткани на плащ и церемониальный костюмчик. Прихватил и урну — под пепельницу. Прибарахлившийся, значительный с виду дядя Витя не усидел в своем шалаше, сорвался. Впрочем, один бешеный кибер кричал ему вслед, чтобы он никуда не шастал. Что браслет ему не по зубам и вообще. Это он гарантирует. Дескать, есть уже у браслета настоящая хозяйка. Дядя Витя угадал по речам смертельно заколебавшего «К2», плюнул в него огнем, вбил в землю ломом и пошел тропой, ведущей в город. Он посетил несколько бредовых, на его взгляд, магазинов. В этих заведениях редким посетителям всучивали с упорством, достойным лучшего применения, всякую ахинею. Но он озирался там в поисках чего-нибудь волшебного. И в одном лабазе все же застал такую сценку: похожая на воздушный шар девушка обратилась к продавщице насчет черного браслета. Дескать, была у нее кайфная штуковина, а папаша, урод малохольный, отнял. Заподозрил, что от него рванули скороварки на кухне.

— А у тебя пахан не «того»? — осведомилась продавщица, подумав, что у столь своеобразной девушки и папаша должен быть необычайный.

— Он у меня крупный киберолог, башка фурычит, как автомат по продаже газировки.

Дяде Вите понравился подслушанный разговор, он сразу напрягся, что-то почувствовал важное, нетрезвым своим сознанием заинтересовался девушкой. Он стал за ней пристально следить через дырку в газете или книжке, ненавязчиво преследуя повсюду. Спина дяди Вити не чувствовала «хвоста», а когда и через три часа ССС не наколола его на коготь, он совсем успокоился. Девушка посетила лекции гастрономического факультета института питания, съездила домой, вечером была на танцах. И везде рядом с ней или неподалеку находился неотступно дядя Витя со своей прошлогодней китайской газетой и подобранной на помойке книгой «Шизофрения для всех». Даже на танцы его пустили. Он сказал, что с киностудии, подбирает человека на роль колобка. Правда, на пиджаке как орден выделялся след от кошачьей какашки — оставленной в знак признательности за ночлег. Пришлось занавесить «орден» цветком с кладбища, чтоб не было недоразумений. Дядя Витя улучил момент, когда девушка отправилась в буфет укрепить вянущие силы, подвалил развязной шаркающей походкой и процедил как бы невзначай:

— У вас глаза что-то выражают.

— Да зуб немного болит, — отозвалась нехотя девушка.