Карен Симонян - До свидания, Натанаел !

Я сбегал за водой. Подал ему кружку. Он выпил и встал со стула.

- Нечего сказать, достойный пример ребенку подаешь, - сказал он. Ребенок - это я...

"Аршак Пахлеванянц, ты хороший отец, э... Если сын не перегонит отца, что это за сын?.. Вот если бы Пахлеван мог видеть, чего достигли его потомки, глазам бы не поверил. За твое здоровье, сосед! Будь здоров. Для всех нас будь примером. С добром и младшенького своего тоже выведи в люди!" - повторяли наши соседи-старики один древнее другого, сидя воскресными вечерами у нас в доме вокруг стола и за дымящимся шашлыком и провозглашая тосты за моего отца.

- Хоть за руки, за ноги привяжи - все равно уйдет, - сказал отец.-Напрасно уговаривать. Эх, парень, ведь скучать будешь, очень будешь скучать по дому, по воде нашей... Э, да ладно, Амас, грядки залило, посмотреть надо...

Отец надел резиновые сапоги и, уже выходя, снова хлопнул себя по лбу и проговорил:

- Э-ах! И кто надоумил меня послать его в город?

Но вот дверь тихонько скрипнула на петлях и щелкнул язычок щеколды. Мать вскочила. Ее будто подменили.

Тут же на столе появилась миска с мацуном, сыр, лаваш.

- Ешь,-сказала она брату, а сама еще раз проверила его чемодан, не забыл ли чего-нибудь.-Хорошо смотри за собой.

Это она уже пять лет подряд советовала брату.

- Ага, - как всегда, пообещал Рубен.

- На отца не обижайся. Старый человек, что с него взять.

- Хорошо, - согласился Рубен.

- Хоть раз в неделю напишешь, и на том благодарение богу.

- Буду писать.

- О стиральной машине я уж не говорю. Обязательно купишь, самого нового образца. Старую продам.

- Хорошо.

Брат поел, отставил тарелку и посмотрел на часы.

- Ну, пойду,- сказал он.-Пока доберусь до вокзала, поезд приедет.

- Проводить? - предложил я.

Вокзал находился в двух километрах от Лусашена. А мне очень хотелось поговорить с Рубеном о его городской невесте.

- Не надо,- отказался Рубен,- пойду один.

Он приподнял, как бы взвесил, чемодан. Хотел, видно, сказать маме, зачем она столько всего наложила в него.

Но смолчал.

На балконе он приостановился и крикнул:

- Отец, до свидания. Я поехал.

Из дальнего конца двора, оттуда, где рос картофель, отец что-то сказал в ответ, но мы не расслышали.

Журчала вода в огороде. Где-то лаяли собаки. Рубен пошел к воротам. Вслед за ним и мы тоже вышли на улицу и молча проводили его до речки.

Еще не доходя до речки, у одного из домов вдруг появилась старушка Мармар-азл.

- Амас, Рубена провожаешь? - спросила она.

- Мармар-ази, и когда ты спишь, ночь ведь скоро? - вместо мамы ответил Рубен.

Старушка больше ничего не сказала.

У моста Рубен остановился.

Мама обняла его и расцеловала.

- Там в чемодане шелковый платок...- сказала она. - В прошлом году в сельмаге купила. Отдашь невесте. Импортный. Думаю, понравится.

Брат только как-то особенно улыбнулся и, не знаю почему, пятерней взъерошил мне волосы.

Он никогда раньше так не улыбался и никогда не делал такого с моими волосами.

- Зажигалка тебе не понадобится? - спросил я.

- Нет, зачем мне.

- Хочешь - возьми. Она и правда помогает,- сказал я.

- Не стоит, - ответил Рубен.-Я уже решил все трудные вопросы.

- Как ее звать? - полушепотом спросил я.

- Не забудь налить в зажигалку бензин,- словно не расслышав меня, сказал Рубен.- В шкафу, в маленьком пузырьке. Только будь осторожен...

- Не хочешь сказать, как ее зовут?!

Мама стояла в сторонке. То и дело стирала ладонью слезу со щеки, но я был уверен, что она сейчас радуется и даже счастлива, что ее сын будет жить в городе. Шутка ли, несколько месяцев в Лусашене все только об этом и будут говорить...

- Наринэ ее зовут! - сказал наконец Рубен.

- Хорошее имя,-похвалил я.

- Правда? - обрадовался Рубен.- Ну, я пошел. Счастливо оставаться.

Немного погодя он исчез во тьме. Собаки еще полаяли, и скоро опять стало тихо.

В Ереване есть театр, есть неоновые рекламы, кафе и... такси...

Там всюду асфальт.

И после дождя люди не увязают в глине.

В Лусашене тоже будет асфальт. Пройдут годы, пока лусашенцы привыкнут ходить по асфальту, пока человек изменится...

Рубен Пахлеванянц уехал, чтоб стать горожанином.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ И лето кончается. Что нужно, чтобы остаться удивительным человеком. Тодрос и Вар дик. Как тайники становятся местом паломничества. До свидания, Натанаел.

В небе сгрудились клубы неподвижных облаков. Лежа на спине, я не мигая смотрел вверх, на голубизну огромного пространства. И вдруг перед моими глазами заплясали странные искры, падающие с солнца прямо на землю. Вернее, это были какие-то очень маленькие, шарики. Они неожиданно появлялись, медленно проплывали и столь же внезапно таяли, исчезали...

Голоса ребят слышались откуда-то издалека. Они, как приливы морские, то набегали, то отказывались - то были похожи на гудение насекомых, то на гул трактора.

- Надо же, какое синее небо! Как ты думаешь, в Мексике оно тоже такое?

- В Мексике - не знаю,- сказал Каро.- Но в Австралии точно такое.

- Откуда тебе известно?

Каро не ответил.

- Откуда ты знаешь? - снова спросил я.

- Знаю, и все,- сказал Каро.- Знаю лучше, чем аборигены.

- Ну уж...

- Потому что они заняты охотой на кенгуру и смотреть на небо им некогда. Они это делают только вечером, когда сидят вокруг костра. А вечером небо там совсем другое. У них и звезды да небе другие... Вместо Большой и Малой Медведиц они видят Южный Крест.

- Очень жаль,- сказала Нвард.

- И правда, жаль, - согласился Сероб.- А солнце там тоже другое?

- Солнце везде одинаковое.

Я повернулся на бок, лицом к ребятам.

- Что-то Ната не видать.

- Придет,- сказала Нвард.

Лежа я видел только купол монастыря.

- Каро, а страшно было? - стотысячный раз спросил Сероб.

- Так, чуть шекотало,- пожал плечами Каро.

- А сейчас не болит?

- Нет, только иногда щекотно.

Сероб обиженно умолк. Он очень хотел знать, как чувствует себя человек на операционном столе, потому что при каждой встрече с Каро ему казалось, будто у него тоже приступ аппендицита.

- А скоро лето кончится...- с сожалением проговорила Нвард.

- Да! - вздохнул я.- И ты уедешь.

- Куда я уеду?

- В город.

- Зачем?

- Затем, что все уезжают. Брат вот уехал. И Натанаел тоже, наверно, завтра уедет. Здесь ведь даже в магазинах не продают молока в бутылках. А ты каждый день должна пить молоко.

- Ну, это не главное,- сказала Нвард.

- А что же главное?

- Папина работа. Люди очень быстро привыкают к новым условиям. И здесь им уже неплохо. Только вначале было трудновато. А сейчас папа наконец-то снова начал исследования. Это очень важно для него.

- Конечно,- согласился я.- Главное - это работа.

- Тигран,- прервал наш разговор Каро,- ты когда видел Ната?

- Вчера вечером. Он просил всех собраться здесь сегодня. Сказал, что в последний раз хочет видеть нас вместе. Перед отъездом.