Карен Симонян - Сицилианская защита

- Не знаем такого, отец,- сказал, я.

- Жа-аль, - протянул он.-Вы, верно, очень устали, а? Спать хотите?

- Да.

Он встал с тахты и провел нас в соседнюю комнату.

- Кровать широкая, поместитесь,- сказал он.- При свете хотите спать, пожалуйста, а нет - выверните лампу. У нас не как в городе...

Я с ужасом слушал его.

- Как же так?.. - не выдержал я.- На одной кровати?

- Да, да,- сказал старик.- Другой нет. А в городе теперь муж и жена отдельно спят? - простодушно спросил он.- И чего я пристал к вам. Нынче на все новая мода. Спокойной ночи.

И он осторожно прикрыл за собой дверь.

Я беспомощно огляделся и сел на стул.

Седа натянуто засмеялась.

- На полу постелю,- решил я.

Но лишней постели не было.

- Возьми себе одеяло,-предложила Седа,-а я обойдусь покрывалом. В доме, благо, тепло. А теперь гаси свет, Левой.

Я поднялся на стул, чуть вывернул лампочку, она погасла.

- Экономия энергии,- попытался сострить я и, закутавшись в одеяло, лег на разостланный на полу палас.

Я смотрел в темную пасть окна, где мерцали холодные зимние звезды, и слушал, как раздевается Седа.

Потом, спустя много-много времени, она спросила:

- Левой, ты не спишь?..

Я зарылся лицом в волосы Седы, разметавшиеся на подушке.

Седа прерывисто дышит.

Нежно гладит меня.

- Не уходи, Левон...

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Все обитатели дома уже, наверно, спали, кроме Арус, которая стирала в ванной комнате.

- Ваган не спит? - спросил я.

Арус выпрямилась. Мокрой рукой стерла пот со лба и сказала: - Нет еще.

Я тихонько вошел к ним в комнату.

Ваган, лежа ничком на тахте, читал книгу. Одной рукой он ори этом покачивал детскую коляску.

- Добрый вечер, Ваган.

Он приподнялся, сел и, отложив в сторону книгу, продолжал .качать коляску, которая при этом назойливо поскрипывала.

- Садись,- предложил сосед.

- Спит ведь уже, хватит качать,- не удержался я.

- Нет, пусть уснет покрепче. А то охнуть не успеешь, опять проснется. Измотал нас.

- Душно у вас,- заметил я.

- Попробуй скажи об этом Арус,- вздохнул Ваган. - Не дает форточку открыть. Боится, как бы ребенок не простудился.

- Дай я немного покачаю,- попросил я.

- Ты лучше говори потише.

- Давай, давай! - шепнул я.

- Навык приобрести хочешь? - Ваган великодушно уступил мне коляску, подошел, открыл форточку и покосился на дверь, не идет ли Арус.

Немного покачав, я откатил коляску на середину комнаты. Ваган с беспокойствием посмотрел на меня. Но ребенок уже мерно посапывал.

- Где.ты. пропадал? - поинтересовался сосед, которому, яэто чувствовал, давно ужв.не терпелось полюбопытствовать.- И ночью домой не являлся. Я беспокоился, не случилось ли чего. Ты бы хоть позвонил. Арус решила, что ты у тестя остался.

- Я был в Цахкадзоре. А к тестю и не собираюсь.

- Но ведь Асмик...

- Об этом не стоит больше.

- То есть как?

- А так, дорогой. Можно и новую семью создать, еще не поздно. Иные женятся в тридцать пять и в сорок лет. Верно ведь? Так что мне еще не поздно. А теперь представь, что мы с Асмик как-то тянули бы лямку, жили бы кое-как и лет череа двадцать - двадцать пять, когда и жизнь-то уже позади, вдруг осознали, осмыслили, что не были созданы друг для друга?..

- Жаль,-сказал Ваган.- Очень жаль.- Потом сердито добавил:- Не кури! Ребенок тут, нельзя.

Я сунул пачку с сигаретами обратно в карман.

- Сейчас Арус закончит там свои дела, мы с тобой выйдем на кухню,смягчился Ваган.- Приходил бы домой пораньше, вместе бы обедали.

- Я же каждый вечер дома!..- сказал я.

- Ну и что? Я думаю, ты хочешь быть один на.один со своей бедой, не решаюсь иной раз войти, а ты не зовешь...

- Да нет у меня никакой беды! - объявил я.

- Вижу, вижу,- сказал Ваган.- Вон уж и дома не ночуешь. Интересно, что ты не видал в Цахкадзоре зимой?

- Я тоже думал, что зимой там делать нечего. Даже не хотел ехать. А съездил, убедился, что на свете есть синий снег, лыжи, есть беззаботность, и любовь есть...

- Что, что?..

Я махнул: рукой и снова полез за сигаретами...

- На свете много хорошего,- сказал я, вертя в пальцах сигарету.- И хорошего больше, чем плохого.

Я встал со стула.

- Курить хочется. Пошли в коридор. Или лучше ко мне, - предложил я.Дверь оставим открытой, если ребенок вдруг проснется, услышим.

Арус убрала у меня в комнате. И в одну из цветочных ваз даже поставила восковые розы. В комнате было жарко.

Я приоткрыл створку окна.

- Может, тебе спать хочется, Ваган? - поинтересовался я.

- Ничего,- сказал он. - Пока Арус не закончит, я все равно не усну. Ты что-то выглядишь.усталым...

- Зато загорел на солнце и на ветру,- объяснил я.

- Зимой и загорел?!

- Умник,- сказал я.- В Цахкадзоре, знаешь, многие загорали голые по пояс. Не представляешь, как там здорово! Я в другой раз тоже буду загорать. Там прекрасный отдых...

Только вот электричка все портит. Но счастливые и этого не замечают... А я сегодня счастлив. И вчера был счастлив.

Мне очень хотелось, чтобы Ваган спросил, отчего я счастлив Но он вдруг начал рассказывать, как инженер в цеху объявил, что рационализаторское предложение Вагана гроша ломаного не стоит, потому как оно не сработает. Ваган обозлился, усмотрев, в этом злой умысел. Он был убежден, что инженер, недавний студент, метит к нему в соавторы, не иначе.

Он говорил долго. Со всей обстоятельностью пересказал диалог между ним и инженером. Мне стало тоскливо.. Я взглянул на часы. Было далеко за полночь. Снял покрывало с кровати.

- Счастливчик, называется! - усмехнулся Ваган. - А говорят, ведь счастливым не до сна?

- Неправду говорят, не верь этому.

Вагану не хотелось расставаться со мной.

В дверях появилась Арус: - Левой, у нас есть мацун. Съешь перед сном.

- Не хочется, Арус.

- Дело твое,-сказал Ваган.-Арус, кажется, ребенок заплакал...

Они пожелали мне спокойной ночи и ушли.

Я еще долго слышал мерное поскрипывание детской коляски.

Мы с мамой жили на улице Нариманова в одном из глинобитных домишек, не имевших дворов. Играл я с ребятами прямо на улице.

В нашем квартале было много азербайджанцев. Говорят, раньше в этой частл города вообще жили только азербайджанцы. В конце высилась мечеть, сложенная из кирпича.

Туда сходились .все верующие и молились своему Магомету.

Многие со временем продали свои дома и сады и переехали в разные концы города. Сады постепенно засохли и уступили место нашим глинобитным домишкам, которые лепились столь тесно, налезая друг на друга, что казалось, иголке негде упасть.

По улицам и садам вились арыки. В них текли мутные воды речки Гетар. В маленьких запрудах люди умывались сами, мыли глиняную посуду. Взрослые утверждали, что тогда в Гетаре не было микробов. Вода, правда, была илистой, но ее очищали, пропуская через слои песка, щебня и камней.