Ефрем Акулов - Поиск-84: Приключения. Фантастика

«Уж не здесь ли рождаются слухи о летающих блюдцах?» — подумал я.

— Ты зря боишься его! — сказала вдруг Инга. — Он не сделает тебе ничего плохого. Ведь не со зла же он спас тебя и меня! Его мир такой же добрый, как и наш. Он много мне о нем рассказывал…

Я с интересом посмотрел на нее.

— Да, рассказывал. Это — единственное, что я помню с тех пор, как очнулась. В первые дни нам было легко разговаривать. Я рассказала ему о Земле, о людях, о нас с тобой. А он мне — о своем мире. Он любит его, как и мы — наш. С ним было хорошо разговаривать. А вот вчера мне стало очень больно, когда он спросил, как я себя чувствую. Он понял это и перестал со мной говорить…

Я вспомнил, какой дьявольской болью кончались мой редкие попытки перекинуться словечком со Старцем. Похоже, что для этого нормальный человеческий мозг не приспособлен.

— …Мы должны увидеть, как живет его народ. Пойдем посмотрим! Мы должны рассказать о нем людям.

— Не могу, родная! — произнес я и через силу поцеловал Ингу в висок. — Я уже пробовал. Там, за Порогом, я теряю сознание. Мир Старца не принимает меня.

Не мог же я признаться ей, этой Инге, что дело совсем в другом. Это я не был способен принять мир Старца, существа, которое мучает меня, подсовывая бездушный муляж моей возлюбленной. Муляж? Или я просто начал забывать, какой была прежняя, живая Инга?

Лицо ее засветилось неподдельной детской жалостью.

— Тогда подожди меня здесь, Сережа! Я быстренько сбегаю, посмотрю и вернусь обратно. Я скоро!

Я проводил Ингу до Порога. Она легко спрыгнула в мир Старца и так же легко побежала по хрупким лепесткам в сторону Города. В ее фигурке снова почудилось мне то, ушедшее, пантерье. Или пришедшее. Это бежала прежняя Инга. И все-таки я нашел в себе силы закрыть подсмотренным у Старца жестом дверь в другой мир.

С минуту я стоял в сумраке зала, привыкая к мысли, что снова, в третий уже раз, расстался с Ингой. Теперь, похоже, навсегда. Только после этого я заметил Старца. Он сидел в дальнем углу, возле того, что мне казалось кучей листьев. Руки его покойно лежали на коленях.

Я приблизился и, неожиданно для самого себя, откинул его капюшон. В лицо мне ударили два скрещенных луча алого света. Огромные выпуклые глаза на безносом и безротом лице его, густо заросшем длинным белым мехом, опалили меня, скомкали и отбросили в тесную комнату Хижины.

Трясущимися руками я схватил со скамьи чашу. Расплескивая драгоценную влагу, я слил ее в походную фляжку и вышел под солнце.

Пошел на восток, вперед, к людям, зная, что все равно не дойду. Некоторое время за мной по пятам брел Ганя. Но я швырнул ему в морду горсть песка, и он отстал.

Вечность спустя, когда я уже не мог идти и лежал ничком на расплавленном солнцем песке, чувствуя, как вздувается пузырями обожженная кожа, я услышал над собой тонкий пронзительный свист, перешедший потом в низкое гудение. Прохладная тяжесть опустилась мне на спину, окутала со всех сторон. И снова — гудение.

Я почувствовал, а когда обнявшие меня стенки стали прозрачными, то и увидел, что лечу. И летел очень долго, несколько раз впадая в забытье от жажды и ожогов…

Я лежал, уткнувшись лицом в прохладный песок. Была ночь. Странно было прислушиваться к своему оживающему телу. Потом в уши вошли звуки мира. Кузнечики, цикады. Здесь, в пустыне? Потом где-то далеко прозвенел по рельсам трамвай. Я поднял голову. Перед глазами — стоящая на ребре доска, а чуть выше — деревья, стены домов, расписанные неправильными орнаментами освещенных окон. Я валялся в песочнице под грибком на своем родном лиепайском дворе.

Встал и поднялся к себе в квартиру. Из зеркала глянуло постаревшее измученное лицо, заросшее безобразной щетиной. Мне было дико узнавать себя в этом человеке…

Сосед Климова нервно сглотнул остывший чай и снова жадно закурил. Потом взглянул на часы и бросил сигарету:

— Сейчас о главном. Через год я получил от Инги письмо. Его принес Ганя. Вы знаете, оно и сейчас у меня с собой! Все время ношу… — Он виновато улыбнулся и, вытащив из кармана бумажник, осторожно вынул из него пожелтевший, истершийся на сгибах листок, — сейчас я вам прочитаю…

— Извините, мы, кажется, приехали, — прервал его Климов, вставая, — рад был познакомиться!

Сосед промолчал, глядя на него жалко и растерянно — типичный неудачник. Климову даже захотелось сказать ему что-нибудь ободряющее. Но он не сказал. Поезд дернулся и остановился. Климов неспешно вытащил из-под полки свой чемоданчик и вышел, кивнув на прощание.

Шел дождь. Климов достал из чемодана складной зонтик и невольно подумал о своем спутнике. Интересно было бы спросить, с кем из компании Геннадия Вержбицкого он водит дружбу? Самому Климову фотографию хижины, найденной в Каракумах экспедицией гидрологов, показывал два года назад лично Генка. Осталось так и не выясненным, из чего были сплетены ее стены. Их серая пересохшая субстанция крошилась под пальцами, рассыпалась тонкой пылью.

Это была ничем не выдающаяся находка, а вот две прекрасные, тонкой старинной работы нефритовые чаши, обнаруженные в хижине, заинтересовали ученых…

Как, оказывается, мало нужно для того, чтобы сочинить сентиментальную сказку: второстепенный научный факт, сюжет, слизанный из лемовского «Соляриса», и капля фантазии. И даже особого умения для этого не потребовалось.

Климов все дальше уходил от вокзала, в сумерки, мимо светлых фонарных ореолов, нанизанных на струи дождя.

Ненастны карельские ночи.

В кабинете Джорджа Гейлиха, миллионера и доктора социологии, было прохладно и просторно. Вентиляторы бесшумно вращались под потолком, кондиционеры мерно перегоняли воздух, выискивая в окружающем небоскреб смоге остатки кислорода. Личная термоядерная электростанция, спрятанная глубоко под фундаментом резиденции, в изобилии снабжала ее энергией. Джордж Гейлих снял очки, положил их на колено и закрыл журнал.

Его рука коснулась кнопки вызова. Консультант, Хол Клеменс, вошел почти сразу — он изучил привычки шефа так же хорошо, как хорошо платили за это.

— Привет, Хол, — сказал Джордж воскресным — вялым, добродушным — голосом человека, отключившегося от дел фирмы. — Почитайте-ка вот это.

— Но, шеф… — замялся консультант. — Я плохо знаю русский!

Джордж поднял брови.

— Да? Гм… Ну что ж, суньте в компьютер. Рекомендую вам в следующий раз знать русский получше!

— Хорошо, шеф, — согласился Хол.

Он подошел к компьютеру, вложил журнал в сканнер, вызвал программу и подождал с минуту. Шеф молчал — не в его привычках было искажать информацию своими разъяснениями. Что ж, Хол тоже больше доверял подлинникам. Даже в переводе.