Людмила Синицына - Пузыри Земли

- Говорить всего труднее как раз тогда, когда стыдно молчать, процитировал он...

Любое общее высказывание кажется чрезвычайно справедливым и точным, даже если оно средство автоматического говорения, именно поэтому Знакомый смущал меня все больше и больше... Должно быть, против меня лично он ничего не имел, но у него было явное намерение - заведомое я бы сказал поставить меня не то чтобы на место, но как-то продемонстрировать независимость своей жизни от другой, может быть, прекрасной, но пока недоступной ему... Он не столько говорил, сколько "комментировал" нашу беседу с Другом Скульптора, который, напротив, был полон желания что-то выяснить благодаря этой встрече и тоже стеснял меня: что я мог сказать? К счастью, о пузырях они заговорили сами, сразу стало легче. Я сказал, что у каждого Города, конечно, есть свои неприятности, но о них знают все. Поскольку этот Город перестал быть пунктом пересадки и обособился, о жизни этой колонии землянам ничего неизвестно. И наверно, вместе искать защиту легче.

- Человек никогда не бывает так счастлив или так несчастлив, как ему кажется, - почти перебил нас Знакомый, иронически улыбаясь, новой цитатой, на которую и не требовалось отвечать...

Я подумал, что, к сожалению, человек иногда даже не представляет, насколько он несчастлив, - вот что плохо, иначе он старался бы найти выход... Но они-то представляли себе степень несчастья более чем остальные и тем не менее... бездействовали... Нельзя же такие разговорчики считать реальным поиском.

- Иной раз нам не так мучительно покориться принуждению окружающих, как самих себя к чему-то принудить...

По губам он, что ли, умеет читать? Не мог же Знакомый знать, о чем я думаю, к нашему разговору с Другом Скульптора это предложение никак не относилось... Или это ответы самому себе, тоже заготовленные "на каждый день", с тем отличием, что он составил их для себя сам, отыскивая близкие по духу... Многие сентенции он произносил совершенно не задумываясь... Но ведь в блоках и заготовках - как давно я успел заметить, - есть своя логика, и я научился угадывать, что выражает тот или иной блок...

- Чаще всего сострадание - это способность увидеть в чужих несчастьях свои собственные, это предчувствие бедствий, которые могут постигнуть и нас...

- Зло, как и добро, имеет своих героев...

Тут уж и остальные стали обращать внимание на искусственность поведения Знакомого, хотя делал он все легко и изящно. Видимо, этот напористый стиль ему не был свойствен, а может, они боялись, что я не так пойму. Натянутость увеличивалась, несмотря на все усилия Друга Скульптора. Явно поддразнивая остальных, Знакомый небрежно заметил:

- Тот, кто думает, что может обойтись без других, сильно ошибается, но тот, кто думает, что другие не могут обойтись без него, ошибается еще сильнее.

Она, судя по всему, прислушивалась, потому что отошла от дивана, где остались сидеть жена Скульптора и Приятельница, подошла к креслу, где сидел Знакомый, шутливо потеребила его за волосы и спросила негромко: "Ты что, у нас вздумал изображать Мудреца?"

Я подумал, что это прекрасный повод перевести разговор, и спросил: "Мудрец? А кто это?"

Наступила пауза замешательства, мне, наверно, не следовало спрашивать об этом. Они ответили очень уклончиво, но тем не менее я понял, что Мудрец - единственная личность в Городе, которая нашла свой способ борьбы с пузырями.

Скульптор постарался мягко сгладить последнюю сцену в явно несостоявшейся беседе и знакомстве, и, чтобы завершить вечер, меня отправили наверх смотреть его работы.

Я приготовился к зрелищу фигур и старался заранее придумать, что смогу сказать ему, и даже не заметил, как осмотр уже начался.

- Вот, - сказал Скульптор, обводя рукой мастерскую...

Я посмотрел вслед за его рукой, но не увидел ничего, кроме колпаков разной высоты с ажурными прорезями...

- Можно подойти ближе, - мягко улыбаясь, сказал Скульптор, понимая мое недоумение...

Только когда я приник к одному из ажурных отверстий, очень строгому по форме, я увидел скульптуру, но не целиком, а только часть ее. Так как прорезь была довольно маленькой, я заглянул в другую. Мелькнула полуулыбка, но тут же исчезла в тени. Так - от одного к другому отверстию - разглядывал я скульптуру, постепенно составляя общее представление о ней. Фигура будто ускользала, не поддаваясь мне, оставаясь во многом "незавершенной" и оттого бесконечно совершенствуясь в моем сознании. Я создавал ее сам, постигая по частям общую форму.

"Интересно, - думал я, переходя от одного колпака к другому, - он придумал это в связи с пузырями или нет?! Противопоставление одной оболочки другой: открывающей и уничтожающей..." Я ничего ему не сказал, и молчаливое восхищение он принял с благодарностью.

Я не стал выяснять, зачем Она повела меня в этот дом... Я спросил ее о Мудреце и о том, почему вызвал своим вопросом замешательство...

К Мудрецу я пошел один... Правда, я так и не понял, как его найти, но зато у меня было одно преимущество перед остальными горожанами - я мог ходить за Городом спокойно, не боясь пузырей.

Я вышел рано утром... почти перед рассветом. Дошел до последнего усилителя и увидел блестевшую вдалеке реку и рядом с нею деревья, камыши, траву. Я решил идти сначала до реки, а потом по берегу: вряд ли Мудрец будет сидеть а степи.

Все глуше доносились слова утренней передачи, а потом ее не стало слышно совсем. Я шел в какой-то неопределенной тишине, образовавшейся за чертой Города, а потом через некоторое время, когда приблизился к реке, впервые за много дней - и даже не только здесь, в Городе, а вообще услышал, как шумят деревья. Звук был простой, но совершенно неповторимый...

Я шел вдоль берега, наслаждаясь забытым состоянием, и даже не вспомнил, зачем вышел, примирившись с мыслью, что это будет утренняя прогулка, как вдруг услышал голос... Я даже вздрогнул, настолько это было неожиданно, и остановился в нерешительности...

Мудрец неподвижно сидел в тени дерева и смотрел на воду, не отрывая взгляда. Я сразу подумал, что, наверно, ему сейчас, так же как и мне в детстве, когда смотришь в одну точку на воде, кажется, что не река бежит мимо, а ты сам вместе с берегами мимо неподвижной воды уплываешь в другую сторону. Не знаю, занимало ли его это: выражение его лица было таким отсутствующим, что я не мог сказать, стар он или молод...

- Мало приятного, - услышал я. - В знойный день принимать незнакомых людей...

Сначала я подумал, что он обращается ко мне, осуждая за непрошеное вторжение. Но через некоторое время Мудрец продолжал, видимо, все к той же теме "мало приятного":

- Ходить в туфлях, которые жмут... Корпеть на экзаменах в жару... Быть закованным в цепи...

Это уже ко мне никак не относилось, но я все равно не знал, что мне сейчас надо сделать, и выслушал следующую порцию высказываний...