Дмитрий Скирюк - Руны судьбы (Осенний Лис - 5)

Потом кто-то снова выругался по-испански, по-французски, а затем, наверное, для страховки, - ещё и по-немецки, витиевато и раскатисто. Кто-то сбивчиво забормотал молитву. Золтан застонал и стиснул зубы.

- Жуга, что ты делаешь, ты с ума сошёл! - воскликнул он. (Травник словно бы его не и услышал.) - Теперь они от нас не отстанут. На кой тебе сдался это старый бурдон?! Лучше бы уж мы попробовали пробиться силой, вернее бы было. Их там всего пятеро или шестеро.

- Восемь, считая мальчишку, - рассеянно ответил тот, вдевая нитку в иголку. - Толпа не в счёт.

- А? Ну, пусть даже так. Но ты же один троих стоишь, даже без оружия!

Жуга поднял голову. Взгляд его синих глаз был полон непонятной грусти.

- Я и без того слишком много убивал, Золтан, - тихо сказал он. - Убить всегда проще. К тому же, к этому привыкаешь. Если ты начал убивать, потом очень сложно остановиться. Я остановился. Не заставляй меня снова браться за оружие. Я слишком долго слушался тебя. Позволь мне теперь решать самому.

Золтан ещё поворчал, больше для виду, чем из недовольства, потом умолк - спорить с травником в его теперешнем состоянии было бесполезно. Жуга тем временем устроился в кресле поближе к огню и принялся заштопывать разошедшиеся швы на кожаном мешке. Мюзета лежала у него на коленях, как бесформенный мохнатый зверь и раз от разу тяжело вздыхала, когда травник на неё наваливался локтем. Было в ней что-то этакое, чересчур реальное, живое и до жути неприятное. Временами Золтану казалось, что она смотрит на него чёрными глазками своих трубок, как будто говоря: "Э, вон ты где, голубчик!", и тогда он торопливо отводил свой взгляд.

В дверь снова застучали - требовательно, хоть и без усилий. Видимо, гудение кого-то там снаружи здорово обеспокоило и далее испугало.

- Эй, открывай! - гаркнули за дверью. - Мы знаем, что ты здесь, проклятый колдун! Я - начальник сторожевой башни Мартин Киппер из Гаммельна. У меня здесь пять... Гм! У меня здесь взвод солдат и его преподобие отец-инквизитор. У него хартия с круглой печатью о твоём взятии под стражу, слышишь, ты? Именем Его Величества короля Филиппа, государя испанского, приказываю тебе немедленно открыть!

- Погодите, сын мой, - послышался вдруг мягкий, даже какой-то вкрадчивый голос с испанским акцентом. - Дайте, я с ним сам поговорю.

- Только не подходите близко к двери, святой отец, - пробурчал десятник, - а то ещё как саданёт через неё из аркебузы прямо в вас... От этих гёзов всего можно ожидать.

Жуга с интересом поднял голову.

- Это что-то новенькое, - пробормотал он, не переставая орудовать иглой. - уж не тот ли это монах, о котором ты мне говорил, а?

Он вопросительно взглянул на Золтана. Тот пожал плечами. Ничего не ответил.

- Ты слышишь меня? - позвал этот новый голос из-за двери. - Ты, Жуга по прозвищу Лис? Я знаю, что ты здесь и что ты меня слышишь. Я - брат Себастьян, монах святого ордена братьев-проповедников, и я представляю здесь власть его святейшества Папы Римского и святую инквизицию. Jussu regis [Королевским велением (лат.)] я требую, чтобы ты открыл дверь и добровольно сдался нам на милость Божию и короля.

Травник завязал узелок, откусил свисающую нитку и выплюнул её в огонь. Смола вспыхнула. Жуга вытер губы рукавом, критически осмотрел и подёргал готовый шов, кивнул и начал новый.

- Не открою, - громко и ясно сказал он. (Золтан выругался.) - Я законопослушный гражданин и житель города, - продолжил травник. - И я плачу налоги магистрату не затем, чтоб всякие мерзавцы врывались в мой дом. И потом, ты говоришь, что ты священник. Но откуда мне знать, взаправду ты монах, или только сказался мне таким?

- А ты открой дверь, вот сам и убедишься.

- Нет, господин хороший, не открою. Нипочём.

- Почему же?

- Не хочу. Я в городе, и я тебе не серв. Имею право.

- Но это же нелепо! - кажется, монах за дверью неподдельно изумился. Я слышу голос учёного человека, ты же не простолюдин, ты должен понимать: дом окружён людьми, мы уже вызвали городскую стражу, уйти у вас не получится!

- Человек всегда имеет возможность уйти.

- Имей ввиду: сейчас нам принесут бревно. Будет лучше, если ты откроешь дверь и сдашься сам на милость Божию, чем если мы её сломаем.

- Virtus ariete forlior, [Доблесть сильнее тарана (лат.)] - сказал Жуга. Возникла пауза.

- Почему ты так упрямишься? - тихо спросил голос за дверью.

- Видишь ли, монах, - сказал Жуга, - я не доверяю людям, которые во имя каких-то высоких убеждений грабят, жгут и убивают. Если вы творите правое дело, почему - неправыми средствами?

- Все эти слова - всего лишь софистика. Здесь неподходящее время и место для философского диспута, Лис.

- О, да! - в голосе травника послышалась неприкрытая насмешка. - И я даже знаю, где бы ты хотел его продолжить... Как, ты сказал, твоё имя?

- Меня зовут Себастьян.

- Ты иезуит?

- Доминиканец.

- Пёс Господень, - тихо, будто про себя отметил травник; голос едва заметно дрогнул. - Так вот, монах, - продолжил он уже громче. - Бог - это совсем не то, что ты думаешь. Святым отцом зовёшься ты, брат Себастьян, но в тебе нет ничего святого. Злом нельзя творить добро, как нельзя мучить ребёнка. Для меня добро - это добро и ни что иное прочее. Неправое дело творят только неправые люди. Ты творишь зло во имя Божие. Так почему я должен тебе верить? "Отойди от меня, творящий беззаконие". [Матфей 7.23]

- Кто ты такой, ничтожный, чтоб судить Его дела? - возразил голос за дверью. - Было сказано: "Что высоко у людей, то мерзость перед богом" [Лука 16-15] и ещё: "Вынь прежде бревно из твоего глаза". [Лука 6:42]

- "Не может древо доброе приносить плоды худые, ни древо худое приносить плоды добрые", [Матфей 7:18] - мгновенно отозвался травник. - "По плодам их узнаете их". [Матфей 7:16] Плоды твоих трудов, монах, висят по всей стране.

Пальцы его двигались с лихорадочной быстротой, иголка так и мелькала в руках; он уже несколько раз глубоко укололся, меховое брюхо волынки покрыли кровавые пятна. Это было странно и нелепо, всё, что здесь сейчас происходило: этот дом, Жуга, латающий волынку, голоса солдат за дверью... Травник словно бы нарочно дразнил гусей и увязал всё глубже в этой ужасающей полемике. Он как будто принял какое-то решение, для него очень важное, и теперь с твердолобостью горца двигался к этой неведомой цели. Ход мыслей Золтана не поспевал за ним; зачем Жуга всё это делает, было ему совершенно непонятно. Однако отвертеться им троим теперь не удалось бы при всём желании.

А впрочем, вдруг подумалось ему, так и так - не удалось бы.

- Кто имеет уши слышать, да слышит, - продолжил между тем свои увещевания брат Себастьян. - Я вижу, ты знаком с Писанием. Тогда ты понимаешь, что сам вынуждаешь меня идти на жестокость. "Почему вы не понимаете речи моей?" - вопрошал иудеев Иисус, и отвечал же им так: "Потому что не можете слышать слова Моего". [Иоанн 8.43] Если человек стал глух душой ко слову Божию, то что могу поделать я? Ведь сказано: "Если же раб тот, будучи зол, скажет в сердце своём: "Не скоро придёт господин мой", и начнёт бить товарищей своих и есть и пить с пьяницами, - то придёт господин раба того в тот день, в который он не ожидает, и в час, в который он не думает, и рассечёт его, и подвергнет его одной участи с лицемерами; там будет плач и скрежет зубовный." [Матфей 24.48-51]