Виталий Вавикин - Потерянный мир

– Не нужно отказываться только потому, что это предложил твой отец.

– А кто сказал, что я делаю это ему назло?! Ты сам бы поехал в Австрию?

– Нет.

– А в Швейцарию?

– Там холодно.

– Именно! К тому же я не знаю их языка.

– Не думаю, что для тебя это проблема.

– Поначалу будет проблемой! Да и вряд ли я смогу найти там работу.

– А на этом богом забытом острове сможешь, да?!

– Смогу. К тому же там не будет проблемы с языком.

– Да ты за день сможешь обойти остров вдоль и поперек, – Фишборн уже не спорит. Он улыбается.

– Смогу, – соглашается с ним Джесс и улыбается в ответ.

– Ты очень странная. Ты знаешь это?

– Я знаю, что если мы не поторопимся, то опоздаем на посадку. – Она смотрит на колыбель, в которой спит Делия, на чемоданы. – Возьмешь вещи или ребенка?

– Лучше вещи.

– Я так и думала, – Джессика смеется и говорит Фишборну, что он начинает нравиться ей все больше. Эти слова ничего не значат. Тогда еще не значат.

Новая жизнь зовет и притягивает своей неизвестностью. Мир не изменился, не стал другим, но что-то изменилось в ней самой. Изменилось благодаря Делии, заставило смотреть на вещи иначе, чувствовать иначе. Младенец родился и поставил все с ног на голову, хотя Джессике казалось, что это раньше все находилось на голове, а сейчас встало на ноги. Встало благодаря Делии… Но Делия заболела. Заболела так сильно, что Джессике не осталось ничего, кроме как смириться и принять неизбежное. Она не знала, когда это случится. В одной больнице обещали пару лет, в другой не давали и пары месяцев.

– И не смей винить себя, – сказал ей Фишборн. – Это просто случайность. Это может произойти с каждым. Ты знаешь это.

– В том-то и проблема, что знаю, – она шмыгнула носом, но так и не смогла заплакать.

– На вот, выпей. – Фишборн протянул ей стакан неразбавленного джина. – Это поможет успокоиться.

– Не поможет, – заверила его Джесс, но от выпивки не отказалась. Джин помог собраться и трезво взглянуть на вещи. – Как думаешь, я могу забрать Делию домой? – спросила Джессика Фишборна.

– Они ведь все равно сказали, что не могут ничего сделать, – пожал он плечами.

– Да. – Джессика протянула ему пустой стакан и попросила налить еще. – Я так и подумала.

Она привезла Делию в их маленький дом с металлической крышей и долго не могла отойти от ее кровати. Девочка казалась такой здоровой. Такой беззаботной.

– Может быть, они ошиблись? – спросила Джессика Фишборна. Он не ответил. – Нет, я знаю, что это не так, но…

– Ты можешь надеяться.

– Я не хочу надеяться. Я уже столько всего прочитала об этой болезни, что могла защитить, наверное, докторскую диссертацию. Так что я знаю – надеяться нет смысла. Это все равно рано или поздно случится. Через месяц, через год, через пару лет – неважно. Результат будет один.

– Тогда просто не думай об этом.

– Ты думаешь, я смогу?

– Думаю, это лучшее из того, что ты можешь сделать сейчас для Делии, да и для себя тоже.

Джессика молчит, ждет, когда Фишборн уйдет, и пытается заплакать, но слез по-прежнему нет. Нет их и два года спустя, когда у Делии случается первый припадок. Скорее, растерянность.

– В какой-то момент я поверила, что все уже позади, – говорит она Фишборну. Мысли в голове путаются. Она чувствует, что должна что-то сделать, но не знает что. – Могу я тебя попросить не рассказывать отцу о том, что случилось с Делией? – спрашивает Джессика.

– Он знает о болезни.

– Плевать. Просто не говори, что все становится хуже. Пусть думает, что у нас все хорошо.

– Он переживает за тебя.

– Вот именно, только за меня. Не за Делию. – Джессика смотрит Фишборну в глаза, хочет что-то сказать еще, но слов нет. Почти нет. – Спасибо, что приехал.

– Ну, ты сама как-то сказала, я слишком боюсь твоего отца, чтобы отказаться.

– Думаю, дело не в этом. Не только в этом… Вот теперь слова кончаются.

Что-то недоброе приближается. Ощущение этого усиливается с каждым днем, с каждой неделей. Болезнь не ушла. Она просто затаилась. И рано или поздно она нанесет новый удар. Но не думать об этом сложно. Кажется, что мысли засели не только в голове, но и под кожей, в каждой поре, в каждой клетке. И невозможно представить, какой будет жизнь после того, как Делии не станет. Нет сил бороться, потому что борьба проиграна. Нет сил идти вперед, потому что идти некуда. Остается лишь настоящее, в котором можно вспоминать прошлое, но нельзя смотреть в будущее.

Припадки Делии становятся более частыми. Головные боли – нормой. Но мир уже не разрывается на части. Он лишь вздрагивает и продолжает катиться дальше. К пропасти, к неизбежному концу.

– Я хочу, чтобы ты выпил еще, – говорит Джессика, наливая Фишборну новый стакан джина.

Они сидят в японской закусочной. С крыши свисают листья пандуса. Стен нет, и свежий ветер приносит запахи моря.

– Здесь недалеко есть старая церковь, – говорит Джессика, поднимаясь на ноги.

Они проходят мимо Испанской Стены. Ветви одинокой пальмы упираются в линию электропередач. Облупившаяся от времени башня церкви сутуло тянется к небу своим сплющенным, словно нос боксера, куполом. Тропическая растительность подкрадывается полукругом к старому зданию.

– И что теперь? – спрашивает Фишборн.

– Я не знаю, – честно говорит Джессика.

Они стоят под одинокой пальмой, недалеко от церковной арки, по стенам которой тянутся вьюны, а в трещинах рассохшихся кирпичей растут сорные травы.

– Не возражаешь? – спрашивает Джессика, обнимая Фишборна за шею. Мысли в голове путаются. Все кажется ясным и в тоже время размытым до неузнаваемости. – И не думай, что я делаю это, чтобы насолить отцу, – говорит Джессика.

Она не знает, насколько правдивы эти слова, но хочет верить, что правдивы. Она делает это просто так, это ничего не значит. Совсем ничего. Утром Фишборн вернется в Техас, и они больше никогда не вспомнят о случившемся. Да они, может, никогда больше и не встретятся, а если и встретятся, то мир, может, будет уже совсем другим, или Джесс другой, или Фишборн.

Но проходит год, и ничего не меняется. Почти ничего. Думает ли Джесс о том, что случилось под одинокой пальмой? Может быть, но намного больше она думает о Делии. Мост жизни, по которому они идут, кажется, только начался, но опоры его становятся уже слишком непрочными, чтобы надеяться пройти по нему хотя бы еще год. Темная пропасть зияет пустотой, готовясь проглотить очередную жертву. Эти видения приходят во снах, но Джесс старается не замечать их, придумывает все что угодно, лишь бы не оставаться наедине с этой пустотой.

Лишь под водой, в окружении древних стен, спускаясь в бесконечную глотку найденного колодца, Джесс впервые за последние годы ощутила, как пустота уходит, уступая место надежде. Она знала, чувствовала, верила, что где-то там, на дне, есть шанс, выход, решение, благодаря которому можно все изменить. Нужно лишь добраться до него, найти среди множества ненужного хлама прочей информации. Поэтому она хотела спускаться дальше. Поэтому сопротивлялась, когда ее попытались остановить. И поэтому она должна снова вернуться туда.