Дэйв Эггерс - Сфера

Кальден внимательно наблюдал, хмуря брови.

– Хм, – сказал он. Склонил голову набок, будто путешественник, недоуменно созерцающий некие диковинные местные обряды. Повернулся к Мэй, глянул на ее два бокала, затем на свои, словно до него только дошло, до чего это смешно – как они торчат в дверях с этими бокалами. – Вот от этого я избавлюсь, – сказал он и осушил до дна бокал в левой руке. Мэй последовала его примеру.

– Извини, – неизвестно почему сказала она. Ясно, что скоро она опьянеет, и не факт, что удастся это скрыть; отсюда последуют ложные шаги. Мэй поразмыслила, что бы такого умного сказать, пока еще может. – А куда все это пишется? – спросила она.

– С камеры?

– Ну да, это же где-то хранится? В облаке?

– В облаке это все, конечно, хранится, но физически тоже должно где-то быть. С камеры Стюарта… Погоди. Хочешь, покажу кое-что?

Он уже спустился на пол-лестницы – руки-ноги паучьи, гибкие.

– Я даже не знаю, – сказала Мэй.

Кальден задрал голову – он как будто обиделся.

– Покажу, где хранится Стюарт. Хочешь? Я же не в склеп тебя тащу.

Мэй оглядела зал, поискала Дэна и Джареда, не нашла. Она тут пробыла час, они ее видели – пожалуй, можно и уходить. Она поснимала, запостила фотки, послала несколько кваков, отчиталась об ивенте, прокомментировала. И вслед за Кальденом спустилась по лестнице – три марша, видимо, в подвал.

– Я тебе доверяю, – сказала она.

– И правильно делаешь, – ответил Кальден у большой синей двери. Махнул рукой над настенной панелью доступа, дверь отворилась. – Заходи.

Они зашагали длинным коридором; кажется, переходили в другой корпус глубоко под землей. Вскоре возникла другая дверь, и замок вновь открылся по отпечаткам пальцев Кальдена. Мэй двигалась за ним, голова шла кругом – ее интриговал его поразительный уровень доступа, она слишком опьянела и не задумывалась, мудро ли это – бродить по лабиринтам с каллиграфическим человеком. Лифт опустился этажа на четыре; они вышли в очередной длинный коридор, затем на очередную лестницу, а по ней опять вниз. Вскоре Мэй надоело носить второй бокал, и она допила.

– Куда его деть? – спросила она. Ни слова не сказав, Кальден забрал у нее бокал и оставил на нижней ступеньке лестницы, по которой они только что спустились.

Да кто он такой? У него есть доступ к любой двери плюс анархистская жилка. Ни одна живая душа в «Сфере» не бросила бы здесь бокал – это равносильно великому злодеянию против природы, – и ни одна живая душа в «Сфере» не отправилась бы в это странствие посреди корпоративного ивента. Глухой голосок у Мэй в мозгу бубнил, что Кальден наверняка смутьян и они двое нарушают некоторые или все правила и протоколы.

– Я так и не поняла, чем ты тут занимаешься, – сказала она.

Они шагали по сумрачному коридору – он шел слегка под уклон и, похоже, вообще не заканчивался.

– Да особо ничем. Хожу на совещания. Слушаю, высказываюсь. Это все ерунда, – ответил Кальден, бодро шагая впереди.

– Знаешь Энни Эллертон?

– Конечно. Обожаю Энни. – Он снова обернулся. – Эй, а у тебя остался тот лимон?

– Нет. Он так и не пожелтел.

– Эх, – сказал Кальден. Он глядел на Мэй, но взгляд на миг остекленел, словно был призван прочь отсюда, в глубины сознания, где требовалось провести краткие, но решающие подсчеты.

– Где мы? – спросила Мэй. – Как будто в тысяче футов под землей.

– Не вполне, – сказал он, вновь фокусируясь. – Но близко к тому. Знаешь «Проект 9»?

«Проект 9», насколько понимала Мэй, – всеобъемлющее название всех секретных исследовательских проектов «Сферы». Что угодно, от космических технологий – по мнению Стентона, «Сфера» могла сконструировать и построить сильно усовершенствованные многоразовые космические корабли – до, по слухам, записи гигантских объемов информации в человеческую ДНК и открытия к ней доступа.

– Мы идем туда? – спросила Мэй.

– Нет, – ответил Кальден и открыл следующую дверь.

Они шагнули в зал размером с баскетбольную площадку; десяток тусклых прожекторов уставились на огромный металлический контейнер, куда поместился бы автобус. Стенки гладкие, отполированные, опутаны хитросплетением мерцающих серебристых труб.

– Похоже на скульптуру Дональда Джадда, [23]– сказала Мэй.

Кальден просиял:

– Как хорошо, что ты это сказала. Он меня очень вдохновлял. Он однажды сказал, мне ужасно нравится: «Есть всё, что есть, и всё на его стороне». Видела его работы вживую?

Дональда Джадда она знала лишь поверхностно – несколько лекций по истории искусств, – но не хотела разочаровать Кальдена.

– Нет, но я его обожаю, – сказала она. – Эту его тяжесть.

И в его лице прочла нечто новое – некое уважение или же интерес, словно в этот миг стала трехмерной и неизменной.

А потом все испортила.

– Это он для компании сделал? – спросила она, кивнув на красный контейнер.

Кальден рассмеялся, снова глянул на нее – интерес не ушел, но явно отступил.

– Да нет. Он давным-давно умер. Это просто вдохновлено его эстетикой. Вообще тут машина. То есть внутри машина. Накопитель данных.

Он опять посмотрел на Мэй, ожидая, что она закончит его мысль.

Ей не удалось.

– Это Стюарт, – наконец сказал Кальден.

Мэй ничего не знала о накопителях данных, но в целом подозревала, что для хранения такой информации не нужно столько пространства.

– И это все про одного человека? – спросила она.

– Ну, тут исходники плюс ресурсы для прогона любых сценариев. Каждый файл размечается так и эдак. Все, что видит Стюарт, сопоставляется с остальными нашими видео, и так мы картографируем мир и все, что в мире есть. И, естественно, видео с камер Стюарта в разы детализированнее и многослойнее, чем с потребительской камеры.

– И зачем хранить это здесь? А не в облаке или где-нибудь в пустыне?

– Ну, одни развеивают пепел, другие любят могилку поближе к дому.

Мэй не совсем поняла, к чему он это, но решила, что признаваться не стоит.

– А трубы – это что? Электричество? – спросила она.

Кальден открыл рот, помолчал, улыбнулся:

– Нет, это вода. Тонны воды, охлаждение процессоров. Вода бежит по трубам, охлаждает всю систему. Миллионы галлонов в месяц. Хочешь хранилище Сантос посмотреть?

Он провел ее через дверь в соседний зал – такой же, и в центре тоже огромный красный контейнер.

– Предназначалось для другого человека, но тут вылезла Сантос, и отдали ей.

Мэй уже наговорила много глупостей, ее вело, и она не задала вопросов, которые хотела задать, например: почему эти штуки такие громадные? И на них тратится столько воды? И если еще хотя бы сто человек захотят сохранить каждую минуту своей жизни – а наверняка миллионы выберут прозрачность, на коленях будут умолять, – как нам это удастся, если одна жизнь занимает столько места? Куда девать столько красных контейнеров?