Дэйв Эггерс - Сфера

– Да, – сказала Мэй. Она не знала, хочет ли то и дело слышать, как ее голос называет ее по имени, но понимала, что хочет услышать это снова и как можно скорее. Это было так странно – в полушаге от границ нормального.

– Хорошо, – сказал Пит. – Мы закончили. Когда вернешься на рабочее место, прозвонит колокол. До вечера постарайся ответить побольше – хотя бы на первые пятьсот вопросов. Договорились?

– Договорились.

– А, и у тебя на столе новый монитор. Иногда вопрос сопровождается картинкой. Но мы не злоупотребляем – мы понимаем, что тебе надо сосредоточиться.

На столе у Мэй справа от нубского монитора стоял другой – уже пятый. До часу дня оставалось несколько минут, и Мэй протестировала систему. Прозвонил колокол, она кивнула. Женский голос – как из сводки новостей – спросил:

– В отпуске ты предпочитаешь расслабиться на пляже, в шикарной гостинице или отправиться в приключение – например, сплавляться на байдарке по горным рекам?

– Приключение, – ответила Мэй.

Бом-м – тихо и мелодично.

– Спасибо. Какое приключение? – спросил голос.

– Сплав на байдарке по горным рекам, – ответила Мэй.

Бом-м. Мэй кивнула.

– Спасибо. Сплавляясь на байдарках по горным рекам, ты выберешь многодневный поход с ночевкой или однодневный?

Другие члены ячейки вернулись с обеда и уже рассаживались. 12:58.

– Многодневный, – сказала она.

Бом-м. Мэй кивнула.

– Спасибо. Как тебе поход по Великому каньону?

– Весело.

Тихий бом-м. Мэй кивнула.

– Спасибо. Ты готова заплатить тысячу двести долларов за недельный поход по Великому каньону? – спросил голос.

– Пофиг, – ответила Мэй и подняла голову. Джаред забрался на стул.

– Канал открыт! – заорал он.

Почти тотчас к Мэй прилетело двенадцать клиентских запросов. Мэй ответила на первый, получила 92, послала опросник, подняла до 97. Ответила еще на два, средний рейтинг 96.

– Мэй.

Женский голос. Мэй огляделась, решив, что это Рената. Но поблизости никого.

– Мэй.

Ну да, это же ее собственный голос – подсказка, которую она себе задала. Он был громче, нежели она ожидала, громче вопросов и колокола, и однако соблазнял, волновал. Мэй прикрутила громкость на гарнитуре, и голос повторил:

– Мэй.

При низкой громкости выходило не так загадочно, и Мэй вернула прежнюю.

– Мэй.

Это ее голос, она понимала, но отчего-то он не вполне походил на нее – как будто Мэй, но взрослее, мудрее. Так говорила бы старшая сестра Мэй – будь у Мэй старшая сестра, больше повидавшая в жизни.

– Мэй, – повторил голос.

Он словно вздергивал ее на ноги, бешено кружил. От него сердце всякий раз пускалось вскачь.

– Мэй.

– Да? – наконец сказала она.

Но ничего не произошло. Голос не запрограммирован отвечать на вопросы. Ей не объяснили, что говорить. Она попробовала кивнуть.

– Спасибо, Мэй, – сказал ее голос, а затем прозвонил колокол.

– Ты готова заплатить тысячу двести долларов за недельный поход по Великому каньону? – повторил первый голос.

– Да.

Бом-м.

Приспособиться было нетрудно. В первый день она одолела 652 вопроса, и ее похвалили Пит Рамирес, Дэн и Джаред. Полная сил, желая произвести на них впечатление, назавтра она ответила на 820 вопросов, еще спустя сутки – на 991. Совсем несложно, и приятно, когда тебя ценят. Пит сказал, что клиенты благодарны ей за вклад, за искренность и за соображения. Успехи Мэй позволили привлечь к программе других членов ячейки, и к концу второй недели на вопросы отвечали еще человек десять. Потребовались сутки, чтобы привыкнуть, – куча народу в офисе только и делала, что кивала, и к тому же манера у всех разнилась: кто-то дергал головой внезапно, по-птичьи, кто-то плавно опускал подбородок, – но вскоре это стало такой же рутиной, как и прочие рутины – все сидят, печатают, работают за несколькими мониторами одновременно. Порой складывалась прекрасная картина: целое поголовье кивало как будто в унисон, точно в головах у всех играла одна и та же музыка.

Этот новый уровень, «Сферический опрос», отвлекал Мэй от Кальдена, который так до сих пор с ней и не связался и ни разу не ответил на звонок. Она звонила два дня, потом бросила и больше ни словом не обмолвилась о нем никому, включая Энни. Мысли текли по тому же руслу, что после первой встречи в цирке. Сначала его недоступность интриговала, была даже свежа. Спустя три дня она казалась подростковым выпендрежем. На четвертый день эти игры утомили Мэй. Серьезный человек не станет вот так пропадать. Он не питает к ней серьезных чувств, ему безразлично, что чувствует она. Вживую он казался крайне чувствительным, но в разлуке отсутствие его было так полно – хотя полное отсутствие коммуникаций в «Сфере» весьма труднодостижимо, – что смахивало на насилие. До Кальдена с ней никогда не случалось подлинной страсти, и все же с ним покончено. Она согласится и на меньшее, если человек будет доступен, знаком, обнаружим.

Между тем Мэй работала над «Сферическим опросом» и росла. Рейтинги коллег были открыты всем, среди участников царила здоровая конкуренция – она не давала расслабляться. Средний показатель Мэй составлял 1 345 вопросов в день – уступала она только нубу Себастьяну, который сидел в углу и никогда не ходил обедать. Поскольку четвертый экран до сих пор кишел вопросами нубов, Мэй не расстраивалась, что в этой категории выходит второй. К тому же ее ИнтеГра весь месяц держался на 1900+, а Себастьян еще не одолел четырехтысячный порог.

Как-то раз во вторник после обеда она пробивалась выше 1 800, комментируя сотни фотографий и постов в «ТропоСфере», и тут увидела у дальней стены чью-то фигуру – человек опирался на дверной косяк. Мужская фигура, в полосатой рубашке, как была у Кальдена. Руки скрещены на груди, голова склонена набок, будто он наблюдал нечто непонятное и не вполне верил своим глазам. Мэй не усомнилась, что это Кальден, и тотчас забыла, как дышать. Не успев придумать отклика поравнодушнее, она помахала, и он помахал в ответ, едва подняв руку чуть выше живота.

– Мэй, – сказали ей в наушниках.

Тут он развернулся и исчез.

– Мэй, – повторил голос.

Она сдернула гарнитуру и помчалась к двери, но Кальден уже испарился. Она инстинктивно свернула к туалету, где видела его впервые, но его не было и там.

Когда она вернулась к столу, в кресле кто-то сидел. А именно Фрэнсис.

– Я по-прежнему раскаиваюсь, – сообщил он.

Мэй на него посмотрела. Густые брови, вместо носа лодочный киль, опасливая улыбка. Мэй вздохнула, вгляделась. Так улыбаются, сообразила она, те, кто не бывает уверен, что уловил соль анекдота. И однако в последние дни Мэй размышляла о Фрэнсисе – о том, как он контрастирует с Кальденом. Кальден – призрак, Кальден хочет, чтобы Мэй за ним гонялась, а Фрэнсис абсолютно доступен, напрочь лишен таинственности. В редкие минуты слабости Мэй раздумывала, как поступит, столкнувшись с Фрэнсисом вновь. Поддастся ли его готовности быть рядом, его простому желанию быть подле нее? Вопрос не давал ей покоя который день, но лишь теперь она поняла, каков ответ. Нет. Фрэнсис по-прежнему ей омерзителен. Его робость. Назойливость. Мольба в голосе. Воровство.