Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (пер. Вовчок)

— Пресноводные рыбы! — сказал канадец. — Их, по-моему, и вспоминать не стоит!

— Третий, — продолжал Консейль, — мягкоперые, у которых брюшные плавники прикреплены к грудным и непосредственно соединены с плечевой костью. Содержит четыре семейства. Представители — камбала, палтус, тюрбо и прочие.

— Отличные! Все до единой отличные! — вскрикнул гарпунер. — Так и тают во рту!

Нед смотрел на рыб решительно только с гастрономической точки зрения.

— Четвертый, — продолжал Консейль, не теряя присутствия духа, — бесперые, с продолговатым телом, без брюшных плавников, покрытые толстой и слизистой кожей. В четвертом отряде только одно семейство. Представители — угорь обыкновенный, угорь электрический.

— Ну, эти подгуляли! — заметил Нед.

— Пятый, — продолжал Консейль, — пучкожаберные, имеют подвижные челюсти, жабры состоят из маленьких пучков, расположенных попарно вдоль жаберных дужек В пятом отряде тоже всего одно семейство. Представители — морской конек, летучий дракон.

— Совсем не годятся — дрянь! — заметил гарпунер.

— Наконец, шестой, — продолжал Консейль, — сростночелюстные, у которых верхние челюсти срастаются неподвижно с межчелюстными костями и у которых недостает брюшных плавников. Разделяется на два семейства. Представители — иглобрюхи, рыба-луна.

— Ну, этими и кастрюльку нечего пачкать! — вскрикнул Нед.

— Что ж, поняли, друг Нед? — спросил ученый Консейль.

— Совсем ничего не понял, — ответил Нед Ленд. — Но вы рассказываете очень занятно.

— Что касается хрящевых рыб, — продолжал непоколебимый Консейль, — они разделяются только на три отряда.

— Это лучше! — заметил Нед.

— Первый — круглоротые, вместо челюсти у них одно срединное отверстие, а жабры открываются множеством дырочек позади черепа. В первом отряде имеется одно только семейство. Представитель — морская минога.

— Эта хороша! — сказал Нед Ленд.

— Второй — пластиножаберные, у них жабры как у круглоротых, но нижняя челюсть подвижная. Разделяется на два семейства. Представители — скат и акула.

— Что вы! — вскрикнул Нед. — Скат и акула в одном отряде? Ну, друг Консейль, если вы дорожите скатом, так не ставьте его рядом с акулой: только так ваш скат и будет цел!

— Третий, — продолжал Консейль, — осетровые. Жабры у них, как обычно, открываются одним отверстием, защищенным жаберной крышкой; в этом отряде четыре рода. Представитель — осетр.

— А, дружок! Лучшее вы приберегли для конца! Это вы не ошиблись! Ну что ж, все?

— Все, Нед, — ответил Консейль. — И заметьте: знать — это еще не значит узнать все, потому что семейства разделяются на роды, виды, разновидности…

— Смотрите, Консейль, смотрите, — прервал его Нед Ленд, — вот и разновидности!

— Рыбы! — воскликнул Консейль. — Мы точно глядим в аквариум!

— Нет, — сказал я, — аквариум — клетка, а эти рыбы свободны, как птицы в воздухе!

— Ну-ка, приятель, назовите их по именам, — сказал Нед Консейлю.

— Я? — возразил Консейль. — Я не могу, пусть их честь изволит назвать.

Действительно, достойный парень хотя и был яростным классификатором, но натуралист из него вышел неважный. Я не поручусь, отличил бы он скумбрию от макрели или нет. Канадец, напротив, без затруднения называл почти всех рыб.

— Спинорог! — сказал он. — Вот спинорог! И спинорог китайский.

— Род спинорога, семейство жесткокожих, отряд сростночелюстных, — бормотал Консейль.

Нед и Консейль, взятые вместе, стали бы замечательными натуралистами! Канадец не ошибся: множество спинорогов кружилось и резвилось около «Наутилуса».

— Ишь какие они приплюснутые! — сказал Нед Ленд. — Ишь какая мережка на коже, а на спинке шипы. И хвост с каждого боку утыкан колючками в четыре ряда! Надо же, сотворена ж такая тварь!

Ничего не может быть прелестнее чешуи этих спинорогов: сверху серая, а снизу белая, с золотыми пятнами, блестевшими в темных струях. Между спинорогами сновали скаты. К великой моей радости, я приметил японского ската с желтоватой спиной, нежно-розовым брюхом и тремя шипами над глазом. Вид очень редкий, его существование ставили под сомнение: Ласепед видел такого ската только на одной японской гравюре.

В продолжение целых двух часов это подводное войско провожало «Наутилус». Пока рыбы играли, резвились и соперничали друг с другом в красоте расцветки, блеске и юркости, я приметил зеленого губана, султанку, или барабульку, с двойной черной полосой, бычка белого, испещренного на спине фиолетовыми пятнами и с закругленным хвостом, японскую скумбрию с голубым телом и серебристой головой, спарид рубчатых с разноцветными плавниками, голубым и желтым, спарид полосатых, с черной перевязью на хвосте, спарид поясоносных, грациозно зашнурованных шестью поперечными полосками, японских саламандр, мурену из отряда угрей, около шести футов длиной, с маленькими живыми глазками и огромным зубастым ртом и многих других примечательных особей.

Нашему удивлению не было конца, восклицания не умолкали. Нед называл рыб, Консейль их классифицировал, а я восхищался. Я никогда еще не видел этих прелестных рыб на свободе, в их родной стихии.

Я не стану перечислять все разновидности, которые промелькнули перед нашими ослепленными глазами, — это была целая коллекция Японского и Китайского морей. Их собралось здесь и кружилось больше, чем птиц в воздухе; вероятно, их привлекал электрический свет.

Вдруг в салоне стало светло, а стальные створы закрыли иллюминаторы. Волшебное зрелище в одно мгновение исчезло, но я еще долго представлял его, пока глаза мои не остановились на приборах, развешанных по стенам.

Компас все еще показывал курс на северо-восток, манометр — давление в пять атмосфер, соответствующее глубине пятьдесят метров, а электрический лаг — скорость пятнадцать миль в час. Я ждал капитана Немо, но он не появлялся. Было уже пять часов.

Нед Ленд и Консейль ушли в свою каюту, а я в свою, где меня уже ждал обед. Обед этот был на славу: суп из нежных морских черепах, барабулька с белой, слегка слоистой мякотью и филе из окуня, которое показалось мне вкуснее лососины.

Вечер провел я в чтении, письме и размышлениях, после чего лег на кушетку и заснул.

На другой день, 9 ноября, я проснулся после глубокого двенадцатичасового сна. Консейль по обыкновению пришел узнать, как я провел ночь, и предложить свои услуги.

— А что Нед? — спросил я.

— Спит еще, — отвечал Консейль.

Я не мешал парню болтать, но самому мне было не до разговоров. Меня тревожило долгое отсутствие капитана Немо, но я надеялся увидеть его сегодня.

Я надел свое виссоновое платье, на что Консейль тотчас же сделал несколько критических замечаний.