Роман Солнцев - Очи синие, деньги медные

Дом культуры - громко сказано. Это всего лишь покосившееся двухэтажное здание из черног бруса на краю все того же главного в селе (почему-то ворошиловского, как говорит народ) оврага. По слухам, брус вывезли со строившейся на прииске одноколейки, он не гниет, пропитан смолами и высушен, но не дай бог ему загореться - за несколько минут и угля не останется, сгорит дотла... Перед ДК торчат два пустых щита, лишь по углам клочья прежних афиш, как листья, трепещут на ветру...

Когда-то здесь Андрей смотрел хорошие фильмы: "Девять дней одного года", "Весна на Заречной улице"...

В здании гулко и зябко, дверь нараспашку. На втором этаже, в кинопроекционной с жестяным полом ( наверно, еще с тех времен, когда кинопленка была горючей) сидит худенький, обритый наголо, как бездомный пацан, дядька без зубов и играет сам себе на баяне. Наверное, он и кино крутит, и концертами распоряжается. Маленькие ростом люди очень честолюбивы, поэтому Андрей вежливо полупоклонился:

- Здрасьте. Извините, если не во-время. Я - Сабанов, сын Михаила Илларионовича, может, помните?

Баянист молча смотрел на гостя. Андрей, показывая на футляр с скрипкой, громко, как будто говорит с глухим, предложил хозяину клуба устроить вечер скрипичной музыки.

Баянист поставил свой инструмент на табуретку и вдруг с тоскою, негромко, но витиевато выругался ( мы не имеем возможности здесь повторить даже в некотором приближении его слова - слишком черно ответил человек!), а затем уже угасшим голосом пояснил, что никому "ничё" не надо, на вечера молодежь приходит с своими магнитофонами, даже кинофильм толком не покажешь, не то что скрипку послушаешь.

- Но попробовать можно. Одна баба попробовала и родила. - И протянул руку с синим якорем и наколкой "Петя". - И уловив взгляд гостя, хмыкнул. - Было дело Румянцева...

И вот объявлен концерт. Наташа написала на изнанке старого календаря с Кремлем, выдернутого из кипы бумаг над платяным шкафом тетки Варвары, объявление: ЛАУРЕАТ СИБИРСКОГО КОНКУРСА 1989 ГОДА, СКРИПАЧ САБАНОВ А.М.

К семи часам вечера в ДК пришли со всего огромного села человек двенадцать, все - пожилые люди. Обидно было Андрею. Но слушали его внимательно. Никто не сморкался, не ронял номерков (впрочем, здесь и не раздевали, слушатели сидели в верхней одежде, мужчины - положив кепки на колени).

Андрей играл и разглядывал земляков. Почему-то ни одного знакомого лица. Где одноклассники Андрея? Где их родители? Или всех прежних жителей села, как и Сабановых-старших, унесло в чужие края? Говаривали, что Старо-партизанское уйдет на дно очередного моря, и народ заволновался... А потом море отменили. И сюда наехали совсем чужие люди?

Когда Андрей закончил, люди в зале робко похлопали в ладоши и поднялись. Но одна старушенция в шляпке подбежала к сцене (господи, не она ли учила Андрея географии?), воскликнула:

- Божественно... изумительно... Но почему не было рекламы по телевидению?! Нас бы больше пришло... Вы же знаменитость. Вон - муж Пугачевой, на своем самолете ездит по России...

"Милая... всегда была чудаковата..." Поклонившись Агнессе Ивановне (вспомнил, как зовут!), поцеловав ей ручку, Андрей обнял футляр со скрипкой и вышел в темный дождь. Это был первый весенний дождь, совершенно ледяной. Наташа бежала рядом, огибая лужи. "Милые вы мои... - продолжал горестно улыбаться Андрей. - Какая реклама... какой самолет..."

И вдруг среди сумерек он остановился, словно его окликнул чей-то давно не слышанный голос. Рядом с осевшим, гниющим домом Сабановых зияет черная пустота. Как же он сразу не увидел, не вспомнил? Здесь же некогда стояла веселенькая изба Киреевых, у них наличники и крыльцо были изрисованы цветами, на подоконниках за стеклом множились живые цветы, и в семье три девчонки росли тоже в цветастых ситцевых платьишках, и одна из них...

Андрей сегодня не смог уснуть, в голове гремело ни с того ни с сего многоголосое: "Ревела буря, дождь шумел, во мраке молнии блистали..." Ночью встал, зажег свет, все-таки решился - сел сочинять письмо матери. "Милая мама... Прости. Так получилось, я полюбил..." Нет, глупо. Полжизни прожил "полюбил"... "Мама. Это как болезнь, чума или не знаю как назвать. Помнишь, рядом с нами жили Киреевы? Танька у них была, мы ее мартышкой звали, а к восьмому классу стали итальянкой величать... Такая тонкая, смуглая... глаза как зеркала... и улыбка ласковая, милосердная... словно все про тебя заранее знает. Оказывается, я через много лет встретил похожую... Только у моей Наташи глазки синие. Но такое же младенческое выражение лица, да она и молодая еще... но очень..." Зачеркнул. "Разгадки в жизни так просты, даже страшно. Выходит, все дело в том, что похожа на предмет твоей первой любви?" Зачеркнул "предмет". "Вот почему... вот по какой причине..."

- Ты почему не ложишься? - прошептала из постели Наташа.

- Сейчас. - Нет, не то, не то, не так! Андрей разорвал письмо. Он потом, позже напишет, когда все наладится, когда он будет скакать по жизни на сахарном коне...

Утром Андрей, повинуясь странному чувству, попросил Наташу остаться дома возле больной тетки и ушел один, бродил до вечера по окрестностям села, заглядывая, как сумасшедший в овраги: в "ворошиловский", в "калининский" и "колчаковский". Раньше в них росла ежевика - нынче валялись старые колеса и холодильники. Возле болота кривилась первая изба Сабановых - теперь тут нет ничего, даже ямы. Подошел к речке, в которой некогда плавал - ледоход миновал, в воде чернеют ржавые кровати и разбитые бутылки. А главная река, которая должна была прийти сюда и разлиться как море, осталась себе за горизонтом, за синим бором. Один раз туда Андрей с дружками ( как раз с Сережей-"рожей") ходил. Земляники поели. И Танька Киреева с ними ходила. Руки у нее были в красном, как в крови. И губы, конечно...

Вечером вернувшись домой к Варваре Ивановне, Андрей не узнал тетку. Она ждала его, переодевшись в длинное зеленое платье, в туфли, повесив крупные бусы на грудь. Розовая от температуры, но встала с одра. Оказывается, ей поведала Агнесса Ивановна, что концерт прошел под сплошные крики "браво" и "бениссимо".

- Все знают, а я как пень! - Тетя Варвара стукнула, как когда-то, ладонью по столу: - Сыграй сёдня и мне. Я, может, скоро помру.

- Да о чем вы говорите! Вы богатырка! - Андрей усадил ее на лавку в большой комнате. - Забыли, как мужиков бороли на празднике?

- Так они сами под меня ложились!.. - захохотала хозяйка.

- Овец бросали за шкирку в кузов машины! Косили, как комбайн, - парни не поспевали!..

- Да, да!.. - радостно кивала тетка, поводя усохшими плечами.

Андрей сделал таинственный знак пальцем, сходил в сельмаг, купил на остатки денег красного иностранного вина "Поль Масон" и яблок ( на билеты что-то должно было у Наташи остаться).