Пол Андерсон - Психотехническая лига

Рейнач ухмыльнулся.

— Ни одна баржа не может пройти по Рейну, ни единого километра железной дороги в рабочем состоянии, мы вынуждены драться с бандитами, с удельными князьками, с полубезумными фанатиками сотен разных сортов. Это похоже на мир?

— Это разница в… во взглядах, — сказал Фурье. — И человек — то же животное, в конце концов, если отвлечься от различий. Война морально проста: существует единая цель — навязать свою волю врагу. Не сдаваться внешней силе. Но полицейский? Он защищает все общество, частью которого является и преступник. Политик? Он должен идти на компромиссы, даже с маленькими группками, или с людьми, которых он презирает. Ты думаешь как солдат, Жако, и мы больше не хотим и не нуждаемся в том, чтобы нами командовал солдат.

— Теперь ты цитируешь этого старого дурака Валти, — прервал его Рейнач.

— Если бы у нас не было профессора Валти и его социосимволической логики, с помощью которой мы планировали нашу стратегию, мы бы до сих пор сражались с русскими. Никто не пришел бы, чтобы нас освободить.

Англосаксонские страны очень ослаблены после обмена ракетными ударами, и все их усилия сейчас сосредоточены на Азии. Они не смогли бы вторгнуться в Еропу, оккупированную Красной Армией, которой некуда было вернуться — их собственная страна превращена в радиоактивное кладбище. Мы должны были освободить себя сами, с нашей армией оборванцев, кавалерией на мотоциклах и самолетами, собранными из утиля. Если бы не план Валти, и, кстати, твое воплощение его, мы бы никогда не сделали этого. — Фурье снова покачал головой. Он НЕ МОГ сердиться на Жако. — Я думаю, этого достаточно, чтобы уважать профессора.

— Ну… это правда. — Рейнач заговорил громче. — Но он уже старик, говорю тебе. Бормочет о будущем, о долгосрочных планах… Мы же не можем питаться будущим? Люди умирают от чумы, голода и анархии прямо сейчас!

— Он убедил меня, — сказал Фурье, — я думал так же, как ты год назад. Но он обучил меня элементам своей науки и показал тот путь, по которому мы сейчас идем. Он старый человек, Эно Валти, но мозг под его лысым черепом еще замечательно работает.

Рейнач расслабился. Выражение его лица потеплело и смягчилось.

— Очень хорошо, Этьен, — сказал он. — И куда же мы идем?

Фурье глядел мимо него в ночь.

— К войне, — произнес он мягко. — К еще одной ядерной войне, через пятнадцать лет. Сомнительно, что человеческая раса сможет пережить ее.

Дождь барабанил по стеклу, усиливаясь, и ветер завывал над пустыми улицами. Фурье посмотрел на часы. Время истекало. Он нащупал полицейский свисток, висящий у него на шее.

Рейнач был поражен. Но постепенно он отправлялся от потрясения.

— Если бы я поверил, что это так, — ответил он, — я бы ушел в отставку сию же минуту.

— Я знаю, — пробормотал Фурье. — Именно это делает мою задачу такой сложной.

— Так или иначе, ты ошибаешься. — Руки Рейнача шевелились так, как будто он отталкивал кошмар. — Люди получили очень печальный урок…

— Люди, в массе своей, ничему не научились, — сказал ему Фурье. — Разве немцы извлекли урок из Столетней войны, или мы из Хиросимы? Единственный путь избежать будущей войны — основать всемирное правительство; воссоздать Организацию Объединенных Наций, придать ей немного мускулов и убрать из ее устава всякую чушь о «равенстве». И Европа — решающий фактор для этого мероприятия. Севернее Гималаев и восточнее Дона нет больше ничего — одни лишь воющие каннибалы. Пройдет довольно много времени, прежде чем снова они вернутся к цивилизации. Мы должны говорить за весь Евразийский континент.

— Очень хорошо, очень хорошо, — сказал Рейнач хладнокровно. — Польщен. Но что же я делаю не так?

— Очень многое, Жако. Ты слышал достаточно об этом на Совете. Я должен повторить этот длинный список? — голова Фурье медленно повернулась, и он устремил взгляд на человека за столом. — Одно дело импровизировать во время войны. Но ты импровизируешь в мирное время. Ты протащил решение о посылке только двух человек, чтобы представлять наши объединенные страны на конференции в Рио. Почему? Потому что у нас мало транспорта, бумаги, даже пристойной одежды. Эту проблему надо тщательно изучить. Нужно представлять Европу единым целым. Иначе мы спровоцируем вспышки национализма. Ты принял решение за минуту и даже не стал слушать обсуждение.

— Конечно, нет, — сказал Рейнач саркастически. — Если ты помнишь, это было как раз в тот день, когда нам сообщили о неофашистском перевороте на Корсике.

— Корсика могла бы и подождать. Да, конечно, остров было бы труднее отвоевать назад, если бы мы не ударили сразу. Но этот вопрос с нашим представительством в Организации Объединенных Наций касался всего нашего будущего…

— Знаю-знаю. Валти и его теория «ключевого момента». Ха!

— Эта теория работает, старик.

— В определенных пределах. Я консерватор, Этьен. И сознаю это. — Рейнач прошелся вокруг стола. — Но не думаешь ли ты, что ситуация требует именно консерватора? Когда вокруг ад, не время ударяться в философию, даже самую прекрасную… или пытаться избрать парламент, что, как я понимаю, является еще одним постулатом Валти.

— Является, — сказал Фурье. — Ты любишь розы?

— Ну, ну… да, — Рейнач моргнул. — Люблю смотреть на розы. — По его лицу скользнуло грустное и задумчивое выражение. — Теперь, когда ты упомянул об этом, я вспомнил, что уже много лет не видел розы.

— Но ты не любишь садовничать. Я помню это еще по старым временам. — Неизъяснимая нежность к старому другу, с которым столько пережито, внезапно накатилась на Фурье. Он заглушил в себе это чувство и произнес хладнокровно. — И ты любишь демократический строй, но никогда не интересовался грязной работой по поддержанию его. Сейчас время ухаживать за ростками. Если мы промедлим, будет слишком поздно: привычка к правлению твердой руки слишком укрепится.

— Сейчас время также и оставаться в живых. Просто оставаться в живых, больше ничего.

— Жако, я не обвиняю тебя в консерватизме. Ты просто сентиментален: ты видишь ребенка с животом, бурчащим от голода, дома, помеченные крестом — отметкой Черной Смерти; и тебя слишком переполняет жалость для того, чтобы думать. Мы… Я, профессор Валти, остальные… настолько холоднокровны, что готовы пожертвовать еще несколькими тысячами жизней, пренебрегая сиюминутными нуждами, во имя спасения всего человечества пятнадцатью годами позже.

— Ты можешь быть прав, — сказал Рейнач. — Это я по поводу вашей холодной крови. — Его голос был так тих, что дождь почти заглушал его.

Фурье снова украдкой глянул в окно. Это все заняло больше времени, чем он предполагал. Он произнес невнятно и торопливо;

— Относительно сегодняшних проблем — как там насчет Паппаса?