[ сборник ] - Этот добрый жестокий мир

А еще сын Майкла был поистине неуловим — за все три дня он умудрился ни разу не попасться на глаза Альберту, Марте или доктору Хуберту.

Последний вечером того же дня нанес мне визит, дабы поинтересоваться моим самочувствием и обсудить сына Майкла.

Мы расположились у камина. В трубе завывал зимний ветер, поленья потрескивали, а доктор Хуберт — милейший и обаятельный толстяк в старомодном сюртуке — потягивал горячее вино и излагал историю своих изысканий.

Обеспокоенный странными методиками новоявленного целителя, доктор Хуберт навел справки о сыне Майкла (насколько это вообще было возможно, не зная его настоящего имени, — Майкл сообщить его отказался в самой грубой форме) в городе N. Как выяснилось, в единственной гостинице города не было постояльцев, в жандармерии не регистрировались приезжие, а коллеги Хуберта ничего не слышали о подобном подходе к лечению. Сам же доктор Хуберт приписывал случаи ремиссии месмерическим способностям сына Майкла, подозревая оного в шарлатанстве и проходимстве.

Как бы там ни было, но Майкл и сын его окончательно захватили власть в Доме, подорвав мой авторитет. Следовало немедленно что-нибудь предпринять. И мы с доктором Хубертом разработали хитроумный план, согласно которому я должен был задержать сына, а доктор — вывести его на чистую воду.

На следующий день Хуберт вернулся в город N, а я сказался больным и попросил Марту позвать сына Майкла. Как я и ожидал, просьба моя осталась неудовлетворенной. Через Альберта и еще нескольких посредников до меня донесли информацию, что сын Майкла буквально только что покинул Дом, направившись по единственной дороге в долину. Я тут же позвонил Хуберту и попросил его приехать.

Разминуться они не могли.

Но по всему выходило, что либо сын Майкла умеет летать, либо старики мне солгали и он не покидал Дом.

Или никогда не появлялся в нем.

Я почувствовал себя объектом дурацкого розыгрыша, ибо старость мелочна и мстительна.

Это следовало немедленно прекратить. Так как час уже поздний, завтра же я свяжусь с родственниками Майкла. Надеюсь, вместе мы найдем на него управу.

Любезный Наставник!

Я сижу в своем кабинете и пишу эти строки под стоны метели и поскрипывание старого Дома. Мерцает лампа, и отблески ложатся на заиндевевшее окно, проносящиеся во тьме хлопья снега вспыхивают искрами и растворяются во мгле. Душа моя должна бы торжествовать победу, но жалость колет мое сердце. Я допускаю мысль, что где-то ошибся и что-то сделал неверно, хотя, доведись мне пережить этот день заново, не стал бы ничего менять.

Но обо всем по порядку.

Позвонить родне Майкла я смог лишь к обеду, когда погода уже начала портиться. Через гору перевалила волглая туча, поднялся ветер — все предвещало бурю. Доктор Хуберт срочно отбыл в долину, прекрасно осведомленный о разрушительной мощи бурана в горах. Уезжая, добрейший доктор предупредил меня о том, что ветром, скорее всего, оборвет провода, и Дом останется без связи с долиной. Я поспешил набрать номер племянницы Майкла, которая и определила зловредного старика в наше богоугодное заведение.

То, что я узнал от нее, перевернуло мое представление о Майкле и о происходящем в Доме. Проведя более часа в размышлениях и молитвах, я нашел единственно возможный выход из крайне непростой ситуации. Испытание, ниспосланное Господом на пути моем, я выдержал достойно.

Я велел Альберту собрать всех обитателей и персонал Дома в столовой.

И пусть авторитет мой был подорван, а дисциплина в Доме — практически уничтожена, к ужину спустились все. Запретив Агате накрывать на столы, я обратился к пастве с речью.

Донельзя возмущенный Майкл сверкал глазами и топорщил бороду, пытаясь меня запугать. Но истина дала мне щит милосердия, и я больше не боялся старика.

Я сказал:

«Друзья мои! Братья и сестры! С болью в сердце и скорбью в душе я должен открыть вам правду. Который день подряд вы рассказываете друг другу и самим себе о чудесном докторе — сыне Майкла».

При этих словах Майкл хрюкнул, а Себастьян зевнул.

«По словам нашего многоуважаемого шефа, сын его — бывший армейский хирург, врач от бога, истинный целитель, способный вылечить любую болезнь добрым словом и хорошим стейком». — «Ну да, — хохотнул Майкл, — давайте покороче, пастырь. Ужин стынет». Я не отреагировал на дерзкую выходку.

Мне предстояло сказать горькую правду. И я даже жалел старика.

«Друзья мои. Все вы стали жертвами обмана и массового помешательства. В ваших отчаявшихся душах пустили ростки семена ложной надежды, посеянные Майклом, — безусловно, очень сильной личностью, как часто бывает с теми, кто тронут проказой безумия».

Паства взирала на меня с непониманием и отвращением. Марта побледнела, Агата закрыла лицо фартуком. А Майкл, как ни в чем не бывало, чесал бороду.

«Да, друзья. Ваш сосед Майкл неизлечимо болен душой. Его сын погиб на полях Великой войны семь лет назад. Как мне стало известно, наш шеф практически не поддерживал связи с ним, а узнав о его гибели, повредился рассудком. Не в силах принять волю Господа и раскаяться в ошибках молодости, Майкл, упорствуя в грехе неверия, вообразил, что сын его жив. И сила его воображения столь велика, что все вы поддались ей. Сына Майкла не существует».

Безмолвный вздох прокатился по столовой. Утратив дар речи, все замерли, воззрившись на Майкла.

Старик поднялся в свой немалый рост, хохотнул с презрением.

«Да вы спятили, молодой человек. По-вашему, Себастьян исцелил себя сам?»

«На все воля Божья, — ответил я смиренно. — Все мы смертны, и вечная жизнь возможна лишь в Царствии Его. Надо отпускать тех, чей час пробил!»

«Тьфу на вас! — выкрикнул взбешенный Майкл. — Жизнь — она одна, ее нужно жить, а не готовиться к смерти!»

Он развернулся и вышел прочь.

Ужин прошел в гробовом молчании. А перед отходом ко сну Альберт доложил мне, что Майкла нигде нет. Безумный старик ушел в метель.

Я был разбужен в третьем часу пополуночи до крайности взволнованной Мартой: Себастьяну стало плохо. Наскоро одевшись, я побежал к умирающему. Он задыхался, царапал себе грудь и с трудом мог говорить.

Телефон по-прежнему не работал, вызвать доктора Хуберта было невозможно. Несмотря на присутствие рыдающей Марты, я чувствовал, что остался один на один со смертью. Буря неистовствовала, швыряя в окна комья снега, дрожали рамы, Дом стонал, и хрипел Себастьян. А в ледяном аду одиночества сейчас, возможно, умирал Майкл.

Я взял Себастьяна за руку и горько пожалел о том, что забыл Книгу.

Но слова молитвы я помнил наизусть. И я начал молиться.

«Не надо… — просипел Себастьян. — Пожалуйста… Позвоните сыну. Позовите его».