Виктор Колюжняк - Сентименталь

— Конечно. Извини меня, Ганс. Не тебя я должен спрашивать в первую очередь, а себя. С меня и будет спрос. Нельзя позволять себе находить лазейки для облегчения совести.

— Если бы я хотя бы понимал: о чем вы говорите…

— Поймешь. Сейчас я тебе расскажу. Но сначала, Ганс, пообещай мне, что все сказанное в этой комнате не выйдет за ее пределы. Поклянись мне в этом самой страшной клятвой, какую ты знаешь. И никому, слышишь, никому не смей говорить! Даже тем, кто тебе особенно близок и дорог. Впрочем, я уверен, что после этого разговора ты и сам не захочешь об этом распространяться.

Он продолжал смотреть на меня сурово и властно. И мне показалось, что ему надо рассказать кому-то. Что он ждет моего обещания, чтобы — простите, вновь моя гордыня — исповедаться. Клаус фон Дирк не любил церковь, хотя она дает возможность рассказать тайны, которые отягощают нашу совесть. А у моего господина такой возможности не было.

— Клянусь, — сказал я, поколебавшись лишь мгновение. — Клянусь нашим счастьем с Агнетт, что я буду молчать.

— Спасибо тебе, Ганс, — улыбка Клауса фон Дирка — вымученная и жалкая — лишний раз доказывала, как же он устал.

«В то утро, Ганс, как ты понимаешь, я встал очень рано. Я, признаюсь, и не ложился в полном смысле этого слова. Легкая полудрема в кресле не может называться полноценным сном. Меня распирало от ощущения тайны, которая должна прийти в мой дом. Тайны, которая сама стремится в руки того, кто слывет за ними большим охотником.

Услышав, как ты ушел, я спустился вниз и позавтракал. Мне не очень этого хотелось, но разум зависит от плоти. Этот урок ты преподал мне в свое время, и я за него весьма благодарен.

Но после того как с трапезой было покончено, начались долгие часы ожидания. О, как я ненавидел время в тот момент и как сожалел, что не могу подчинить его своим желаниям. Оно тянулось столь медленно, что я едва не сошел с ума, сгорая от нетерпения. Все раздражало, и даже Хасим Руфди превратился в моем сознании в отвратительнейшего человека, который мучает меня подобным образом.

Однако после полудня он соизволил явиться. В одиночестве. Поминутно оглядываясь, словно опасаясь погони или слежки, наш знакомый скользнул в дом и только тогда позволил себе перевести дух. Я сразу понял, что дело нечисто.

— Простите, если заставил вас ждать, — произнес он поклонившись.

— Право, не стоит. Я только недавно встал, — ответил я.

Моя ложь, Ганс, была необходима. Учитывая, с какими предосторожностями пробирался ко мне Хасим, можно было сделать вывод, что тайна, принесенная им, весьма опасна. Потому выказывать любопытство не стоило. Покажи людям, что их слова ничуть тебя не интересуют, и они сразу же начнут доказывать их правдивость и правоту. Этот прием стар, как наш мир, и он, к счастью, продолжает работать. Потому что едва мне стоило заикнуться о том, что я нисколько не скучал, как купец посмотрел на меня укоризненно.

— Поражаюсь вашему хладнокровию, — заметил он. — Пройдем?

— Разумеется.

Я кивнул и повел нашего гостя в лабораторию. Как ты помнишь, в ней нет окон, а вентиляция выведена столь причудливым образом, что подсмотреть или подслушать нас было практически невозможно.

— Я принес ее, — сгорая от возбуждения, сказал Хасим Руфди. — Принес книгу, которую вы хотели!

— Дайте! — закричал я, разом сбросив маску невозмутимости. Я действительно не мог удержаться.

— Всему свое время, — Хасим улыбнулся, и я увидел на его лице столь знакомое мне выражение торгаша, которое нападает на представителей этого сословия, едва они почуют выгоду. — Конечно, я отдам вам книгу. В обмен на услугу. Очень важную для меня и не обременительную, как я понимаю, для вас. Исходя из нашей вчерашней беседы, я могу сделать вывод, что вы действительно разобрались в природе Сентименталя, и требуются лишь практические руководства, чтобы применить эти знания.

— Конечно, я знаю о Сентиментале многое, — с достоинством ответил я. — Не представляю никого, кто кроме меня способен на его дрессировку.

— Отлично, — гость кивнул. — Именно дрессировка мне и понадобится. Поскольку я считаю вас человеком порядочным, который не станет болтать просто так, поведаю вам суть проблемы, вставшей перед нашим семейством.

Хасим Руфди внимательно посмотрел на меня, после чего я заверил его в собственной честности и способности сохранить тайну, которую мне предстоит услышать.

— Как вы понимаете, наша семья весьма родовита и пользуется уважением и почетом в Багдаде. У нас хранится немало старинных книг, одну из которых вы смогли заполучить. Честно говоря, я никогда ими особо не интересовался, в отличие от моего брата, но о богатстве библиотеки был наслышан. Керим же с детства увлекался книгами, хотя при этом не забывал о шалостях, коих в его юные годы хватало. В нашей семье он вроде дурного побега. Растет не в ту сторону, забирает часть сока, а пользы не приносит. Давно пора обрезать, но рука не поднимается — все же родственные узы. Сейчас, однако, ситуация дошла до крайности. Но прежде чем сообщить вам о сути дела поклянитесь тем, что вам дорого больше всего, что эта история никогда не достигнет его ушей и ушей еще одной особы, о которой я вскоре сообщу.

— Клянусь своими знаниями! — признаюсь, я поклялся без промедлений.

— Думаю, для ученого это действительно страшная клятва. Так вот, помимо того, что мой брат забрал несколько книг из библиотеки, отправившись вместе с ними в странствия, он совершил еще больший грех. Он полюбил иноверку.

— О! — я не смог сдержать возглас удивления.

— Да. Боюсь, все именно так. Мы уважаем людей чужой религии, но все же считаем, что кровь правоверных и христиан не должна смешиваться. А уж если это и происходит, то ни в коем случае не в нашей семье. Этот поступок может навлечь на нас позор. Ведь хуже всего то, что христианка тоже отвечает его чувствам.

— И кто же эта женщина?

— Я думаю, вы уже догадались, что это наша с вами знакомая — фрейлейн Эльза, — купец вздохнул. — Признаюсь, она мила собой и воспитана правильно, но ей никогда не войти в нашу семью. При этом, насколько я знаю, она и Керим все понимают, а потому собираются сбежать до свадьбы фрейлейн. Вот потому мне и требуется ваша помощь.

Хасим Руфди замолчал и внимательно посмотрел на меня. Ход его мыслей не требовал каких-то особых догадок. Он хотел, чтобы я с помощью Сентименталя направил чувства Эльзы к жениху и отвернул от Керима. Сейчас в основе всего лежало их обоюдное желание быть вместе. Стоило одному охладеть, как другому осталось бы только смириться. Это наверняка произойдет не сразу, и последуют попытки вернуть чувство, но никто не может вечно любить безответно. В этом вся суть любви — давать, получая.