Юрий Тупицын - Инопланетянин (сборник)

— Старый масса Милтон.

Мейседон не поверил и подумал, что она что-то путает. Но все было правильно: в гостиной перед электрическим камином, который, за исключением дыма и пламени, был достаточно хорошей подделкой под настоящий, сидел Эдуард Милтон.

— Здравствуй, сынок, — спокойно сказал он, обернувшись на звук шагов полковника. — Я специально прилетел, чтобы поговорить с тобой. Завтра же я вылетаю обратно.

Мейседон с огромным трудом сохранил внешнее спокойствие, только того и не хватало, чтобы старик увидел слезы на его глазах.

— Здравствуйте, отец. — Пожалуй, он впервые произнес это слово, ничуть не покривив при этом душой.

Они быстро и обо всем договорились. Старик высоко оценил сдержанность Мейседона. Эта сдержанность, по его мнению, проявилась не только в том, что Генри не предал гласности скандальные фотографии, но и в том, что не поднял шума ни в семье, ни в Пентагоне, ни в «Радио корпорейшн». Милтон чисто по-отечески пожурил Мейседона. По мнению старика, полковник еще не стал настоящим деловым человеком, для которого бизнес — и высший стимул и главное божество, а все остальное, в том числе и семейные обстоятельства, — преходящие категории, которыми при нужде следует жертвовать без всякого стеснения. Но все это придет, уверил Милтон, качества настоящего функционера приходят вместе с опытом и повзрослением, а кто взрослеет поздно, тот созревает для дела по-настоящему. Деловым скороспелкам свойственны рецидивы зряшной чувствительности и ненужной сентиментальности, которые неизбежно вредят любым крупным начинаниям, будь то война, экономика или политика — безразлично. Они договорились о том, что всякое дело о разводе немедленно прекращается, компрометирующие фотографии уничтожаются, что Мейседон продолжает спокойно трудиться в Пентагоне, а Сильвия пока поживет в Калифорнии, где у Милтонов был свой дом. А там видно будет!

Через неделю после этого разговора Мейседона снова вызвал генерал Макмиллан. Мейседон пошел теперь к нему без прежнего воодушевления, с некоторой опаской, однако же и с надеждой.

— Садитесь, Мейседон, — сказал Макмиллан, ответив на приветствие полковника. — Садитесь! Мы люди военные, церемонии нам не к лицу, поэтому я буду прям и откровенен. Я рад, что вы приняли к сведению мои замечания и урегулировали свои личные дела.

Полковник молча поклонился.

— Но! — Генерал поднял руку и уронил ее на стол, что должно было выразить искреннее сожаление. — Но место в комитете по вооружениям уже несвободно. Я сожалею об этом, Мейседон.

Полковник снова поклонился. Генерал некоторое время внимательно вглядывался в его лицо, а потом хитровато улыбнулся.

— Простите, полковник, вы, кажется, увлекаетесь фантастикой? Катаклизмы, путешествия, нашествия, война миров и все такое прочее?

Мейседон мог бы удивиться, откуда генерал знает о его невинном увлечении, но он не удивился. Он знал, что в его досье хранятся и более интимные сведения.

— Это так, сэр, — коротко подтвердил он.

— Прекрасно! Тогда я могу предложить вам весьма перспективное и почетное дело.

Мейседон взглянул на генерала с интересом. Макмиллан не то чтобы смутился, он не был способен на такое рабское чувство, но испытал нечто похожее на легкое замешательство.

— К сожалению, я не могу сказать вам ничего определенного, полковник. Просто Белый дом, — генерал выговорил эти слова с особым вкусом и ударением, — Белый дом попросил меня подобрать инициативного и грамотного офицера с несколько специфическим уклоном интересов для весьма важного и сугубо секретного дела. И я подумал, что этим офицером могли бы стать вы, полковник Мейседон.

— Благодарю вас за доверие, сэр.

— Я должен расценивать ваш ответ как согласие? — Макмиллан любил в такого рода делах предельную точность и определенность.

— Именно так, сэр. Что я должен делать теперь?

Генерал улыбнулся.

— Ждать, Мейседон, ждать. За вами заедут, отвезут куда нужно и введут в курс дел. Желаю вам успехов на этом поприще!

После вызова к генералу Макмиллану прошла неделя, началась другая, а никаких новостей не было. Мейседон не то чтобы огорчился, он попросту не знал, в чем ему разочаровываться, а начал подумывать, что либо предложение было со стороны генерала пустой демонстрацией дружелюбия, либо его кандидатура по каким-то причинам забракована. Полковника успокоил Рэй Харви. История с фотографиями заметно сблизила их, теперь они встречались чаще. Это произошло еще и потому, что после отъезда Сильвии в Калифорнию у Мейседона появилось больше свободного времени, а с Харви полковник мог быть самим собой. Во время совместного ленча Харви сказал ему с легкой улыбкой:

— Кто-то катит на вас бочку. Однако же думаю, что не с дурными намерениями.

— А что такое?

Интерес Мейседона был столь очевиден, что Харви помедлил с ответом, а затем спросил:

— Да вы, наверное, в курсе событий?

— В известной мере. Но я еще не знаю, каким местом ко мне повернется Фортуна.

— Я не силен в греческом. Вы говорите о судьбе?

— О случае.

— Верно, все эти мексиканцы и пуэрториканцы частенько полагаются на случай, — глубокомысленно заметил Харви, усмехнулся и понизил голос: — Вас проверяют, баззард. По всем каналам, по каким это возможно.

В груди Мейседона вместе с тревогой шевельнулась и надежда: перед серьезными делами людей и проверяют серьезно.

— Откуда вы знаете? — также вполголоса спросил он.

— Секрет фирмы. — Харви опять усмехнулся и покрутил головой. — Во всяком случае, лично со мной беседовал какой-то парень из Фоли-Сквера. Он вовсе не настаивал, чтобы я говорил о вас пакости. Именно поэтому я и решил, что вам не грозит ничего дурного.

— И что же вы сказали обо мне? — с совершенным внешним безразличием поинтересовался Генри.

— Ну, нарисовал такой портрет, что вас спокойно можно ставить даже у врат рая вместо апостола Петра.

Этот разговор сильно подогрел остывший было интерес Мейседона ко всей этой несколько таинственной истории. А день спустя Мейседона вызвал к себе генерал Макмиллан.

— Дело сделано, Мейседон, — бодро сказал он, однако в его поведении, обычно таком уверенном, проглядывали черточки если не тревоги, то озабоченности. — Надеюсь, вы оправдаете мои рекомендации и вообще не ударите лицом в грязь.

— Я сделаю все возможное, мой генерал.

Не обращая внимания на это обращение во французском духе, Макмиллан, чеканя слова, продолжал:

— Запомните, Мейседон, во всем Пентагоне… — Генерал сделал внушительную паузу и повторил: — Во всем Пентагоне об этом деле будут знать только два человека вы и я! Секретность абсолютная!

Теперь и Мейседон почувствовал растущую неясную тревогу, однако внешне это никак на нем не отразилось.