Октавиан Стампас - Семь свитков из Рас Альхага или Энциклопедия заговоров (Тамплиеры - 6)

Я полагал, что такого рода таинственные послания, если нет намека на то, что они должны быть вручены всему народу самим архангелом Гавриилом, спускающимся с небес на главную площадь города, всегда порождаются общим советом первосвященников или Капитулом. Я находился в затруднительном положении. Впервые в жизни я подумывал о прямом подлоге и о.тех достаточно таинственных обстоятельствах, которые могли бы оправдать такой подлог. Во всяком случае я выбирал подходящую стрелу.

Я раздумывал день, потом второй, потом третий, и вдруг, в ночь с третьего на четвертый день, в тот самый час, когда я решил, что медлить более нельзя, один из моих приоров прибежал с заднего двора с выпученными глазами и разинутым ртом.

Когда я увидел в сумраке белеющее оперение, подумал, что потеря времени обернулась худшим из зол: не решившись стать чудотворцем, я невольно отдал это недоброе право "южанам", которые могли что-то разнюхать о моих переговорах с королем.

Я не трепетал так перед тысячью разъяренных сарацин, как трепетал перед крохотным кусочком пергамента, прикрученным к древку стрелы бечевой из овечьей шерсти. Первый и единственный раз в жизни я горько пожалел, что не умею читать.

Однако я собственноручно развернул пергамент и когда развернул его, то сердце мое сразу наполнилось черно-белым сплавом радости и тревоги. Хотя я не умел читать, но прекрасно знал, в какое слово свиваются все эти сарацинские завитки, начертанные на пергаменте.

Священная весть, если эта весть была священной, содержала только одно слово: ЗМЕЕНОСЕЦ. Кто мог написать такое слово? Чудесный Посланник или тайный ассасин из "внутреннего круга"? Кем бы ни был этот неизвестный стрелок, теперь, в продолжение всего нескольких мгновений, все зависело от меня, от моей воли и от моей сообразительности.

Невольно я поднял взгляд к небесам и без труда отыскал на темном небосводе Змееносца, "священное", тринадцатое, созвездие Зодиака, почитаемое "внутренним кругом" Ордена. И вот меня осенило!

Я заметил, что звезды Змееносца склонены на сторону королевского дворца!

Я знал, что судьба, а вернее, как оказалось впоследствии, рок, дает мне теперь не более получаса на построение всего войска, и я, разом успокоившись, решил действовать немедля.

Спустя четверть часа в одном из моих тайных подземелий, не доступных для подслушивания, был собран Капитул "северян", и я объявил им, что день священной вести настал, а все вещие знаки указывают на короля, которого и необходимо признать Великим Мстителем. Помню, что мои братья застыли, как изваяния. Не вдаваясь в подробности, я рассказал им о моих встречах с королем с глазу на глаз и о тех вещих знаках, которые уже загодя несомненно указывали на великую миссию короля в деле очищения Храма от мерзости запустения. Спустя еще четверть часа, взглянув на темные небеса, братья признали мою правоту, и король Филипп от Капетингов был тайно объявлен Великим Мстителем. Разумеется, сам он не должен был узнать о своем истинном звании, подобно рыцарю-тамплиеру, направляемому в отдаленные царства с некой тайной миссией.

Тем временем, возвратился мой гонец, посланный к королю, и спустя еще не более получаса король принял меня в Карбункуле, алой комнате, предназначенной для особо тайных свиданий. Он грел руки над жаровней, такой же, какая стоит здесь.

Я сказал королю, что сделал все, доступное моим силам, и что он вскоре сможет не только купить Иерусалим, но и сходить на рынок за всеми армиями Европы.

Король кивнул и убрал руки от жара, как если бы уже достаточно согрел их. Хотя осень только начиналась, но та ночь выдалась очень холодной, я это хорошо помню. Наступило второе сентября года одна тысяча триста седьмого от Рождества Христова.

При этих словах Великого Магистра я невольно напряг память, пытаясь сообразить, где я сам мог находится в тот знаменательный день, и пришел к заключению, что скорее всего продвигался по дороге в Конью.

Тогда, продолжал Великий Магистр свое повествование, я стал раскрывать перед королем многие тайны Ордена, рассказал ему о борьбе двух начал в его стенах и объявил, что именно рука короля Франции должна очистить великое основание и возродить славу Гуго де Пейна.

Глаза короля загорелись огнем, и тогда я раскрыл перед ним весь мой замысел.

Мой замысел едва ли не превосходил самые безумные замыслы короля.

Во-первых, я предложил королю поставить Святой Престол прямо к подножию королевского трона, то есть перевезти его во Францию. Хотя Папа Клемент Пятый, бывший архиепископ Бордо, гасконец, и так стал прямой креатурой Филиппа, однако я стремился исключить любые случайности. По крайней мере в том, что такие "случайности" возможны, я, увы, не ошибся.

Затем я не без душевного напряжения, произнес слова о великой жертве, которая теперь только и может спасти и возродить Орден в прежней чистоте.

Я напомнил королю слова из Писания: если зерно не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода.

Итак, я сказал, что готов сдать королю без боя все неприступные цитадели Ордена, включая парижский Храм, все свое воинство и все казнохранилища.

У Филиппа широко раскрылись глаза, и только тогда я произнес слово "жертва". Я сказал королю, что единственный способ очистить Орден от проказы - это арестовать разом всех тамплиеров, включая Верховный Капитул во главе с Великим Магистром, по обвинению в богохульстве и заключить их в темницы, предав затем всех арестованных папскому суду, а имущество Ордена конфисковав. Я сказал королю, что следует выдвинуть против Ордена обвинения во всех грехах, о которых по миру бродят слухи.

Со своей стороны я был готов отдать приказ всем рыцарям сдаться без малейшего сопротивления королевским сержантам и признать все возводимые на рыцарей обвинения. Только истинно преданные Богу и Ордену братья могли бы смириться с такой жертвой, а всякие еретики, тайные ассасины и альбигойцы, несомненно предпочли бы спастись бегством или временно укрыться в каком-нибудь недоступном месте. Для верности дела я был готов пустить внутри Ордена слух, что уже составлены и переданы королю списки истинных ассасинов и богохульников "внутреннего круга", и отделить на суде агнцев от козлищ не составит труда.

При этом, объяснил я королю, мне уже и самому не составит труда передать в руки короля все требуемые сарацинами вклады.

Затем, по прошествии недолгого времени, согласно велению короля, должно быть принято всеобщее покаяние Ордена, произведено отпущение грехов, двое или трое явных еретиков, кои мне были известны, примерно наказаны, а сам Орден переведен на вновь освобожденную Святую Землю, но не в Иерусалим, на место Соломонова Храма, столь вожделенное для ассасин, а в какое-нибудь иное священное место: в Вифлеем или Назарет.