Александр Казанцев - Том 2. Сильнее времени

– Вижу, ты меня учить хочешь. Человеческим чувствам, эм ты эдакий! – Роман Васильевич вышел из-за стола, подошел к сыну и обнял его за плечи: – Коли сможешь спасти, спаси. Замечательная она женщина. Жаль ее очень. Только сможешь ли?

– Не знаю.

Для Толи Кузнецова появление Арсения в лаборатории живой ткани Института жизни было полнейшей неожиданностью. Он сначала обрадовался, потом насторожился:

– Ты что, радиоастроном? В порядке недоверия биологам явился?

– Не прикидывайся. Ты лучше, чем хочешь показаться.

Толя Кузнецов густо покраснел.

– Давай считать, что оба вместе на Реле, – предложил Ратов.

Так начали свою совместную работу биолог и радиоастроном над проблемой выращивания живой ткани. На далекой и чужой планете «бионической цивилизации» это умели делать совсем не похожие на людей существа.

Входя в суть дела, Арсений скоро понял, что успехи лаборатории ничтожны. У Толи Кузнецова и его помощников почти ничего не получалось. Методы эмов оставались загадкой.

– Как тут какой-нибудь орган вырастить? – горевал Толя Кузнецов. – В «машинах пищи» куда проще! Вроде бы мяса кусок – и все!

– Там имитация строения ткани из питательных белков, – соглашался Арсений. – Икринки получают, как дробь, а волокна – на ткацком станке.

– Ума не приложу, что делать! Слушай, а как эти чертовы твои эмы делали? Не воспроизводили ли они кодовые цепочки нуклеиновых кислот для первичных клеточек? – И вдруг спрашивал: – А скажи, Арсений, что больше всего запомнилось тебе у эмов, когда они занимались выращиванием живой ткани? Как они придавали ей любую заданную форму? Ведь ты не раз это видел?

– Видел не раз. Ничего особенного не заметил. Всегда – внимание.

– Это я и сам помню. Эмс нам показывал. Около каждого ростка толпа любопытных. Мы еще удивлялись.

– Толпы вокруг ростков… всегда. Соберутся и наблюдают.

– Вот именно, – совсем рассердился Толя Кузнецов. – Они там глазели, а мы тут…

– Подожди. Как сказал? Глазели?

– Ну да, глазели!

– Толя, дружище! Так ведь они не просто глазели. Помнишь, как они впервые нас рассматривали? Они своими щелевидными глазами не только принимали радиоизлучение…

– Верно! Они еще и излучали… Тебя еще тогда осенило! Потом Каспарян стал расшифровывать их радиоразговор.

– А сеанс космической связи? Помнишь?

И оба друга представили себе морское побережье, занятое, сколько хватал глаз, плотно стоящими один к одному эмами в белых одеждах. Они были все охвачены или психозом, или неистовым танцем, раскачивались, дрожали, подчиняясь неслышному ритму.

В этот миг миллиарды особей Релы единовременно излучали в космос радиопослание, подобное. – принятому на Земле глобальной радиоантенной.

И точно так же, как когда-то на Реле, Арсения сейчас озарило. Там он догадался, что эмы разговаривают глазами, а здесь – что эмы не просто наблюдали за ростом живой ткани, а формировали ее с помощью направленного радиоизлучения.

Теперь Арсений почувствовал себя в своей сфере. Требовалось лишь создать радиоустановки, которые действовали бы на ткань подобно глазам эмов.

Ведь давно известно, что различные излучения и даже биотоки мозга способны влиять на рост клеток. Достаточно вспомнить опыт древних йогов, умевших на глазах зрителей молниеносно выращивать растения.

И сразу же в Институте жизни появился еще один радиоастроном – Костя Званцев. Но теперь он пришел сюда не для того, чтобы налаживать в палате «эффект присутствия» на театральной сцене. Задача перед ним стояла уже куда более трудная.

Костя и Арсений понимали друг друга, как эмы, с одного взгляда. Вместе строившие глобальную радиоантенну, они и здесь привычно и слаженно начали экспериментировать. В их распоряжение передали одну из мощных радиолабораторий.

Первые же опыты оказались обнадеживающими.

Под влиянием направленного радиоизлучения живая ткань развивалась быстрее, не хуже, чем в древнеиндийских фокусах.

Но этого было мало. Требовалась не просто живая ткань, требовалась ткань, состоящая из белков нужной формы, способная к определенным функциям.

Друзьям ничего не удалось бы сделать, если бы одновременно в сотнях научно-исследовательских институтов Объединенного мира открытым ими методом не стали пытаться воспроизвести живую ткань по заданному образцу. И то, на что ушли бы в Институте жизни годы, всем институтам удалось получить за несколько месяцев.

Лаборатория живой ткани располагалась в перестроенном Институте жизни. Академик Руденко обещал Толе Кузнецову свою помощь.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что старый академик оказался в лаборатории Кузнецова, когда там должен был произойти «суммирующий» опыт.

«Суммирующим» его назвали, поскольку он подводил итог стараниям ученых всего Объединенного мира.

В биолабораторию были подведены кабели изо всех кибернетических центров столицы и даже от Центрального планирующего электронного мозга страны. Все эти мыслящие машины, на какое-то время отключившись от обычных дел, должны были принять участие в эксперименте: «считать программу с образца», установить взаимное расположение молекул, вычислить цепочку «наследственных» генов в нуклеиновых кислотах. Эта цепочка в свое время направляла рост органа. Предстояло передать выработанную программу радиоизлучателям Арсения Ратова и Кости Званцева.

Академик Руденко бодро подошел к радиоастрономам. Казалось, что за последнее время он помолодел, совсем не горбился, двигался порывисто:

– Ко всему был готов в нашем Институте жизни, но к тому, чтобы процессами развития жизни управляли радиоастрономы… извините, не был к тому подготовлен. Эдакое агрессивное вторжение «иноразумян».

– Владимир Лаврентьевич, если бы вы побывали на Реле, то увидели бы нечто подобное собственными глазами! – сказал Кузнецов.

– Так меня ведь на корабль не взяли, – пошутил старик.

– Вы сумели обойтись и без корабля, – возразил Костя Званцев, – обошли нас на повороте…

– Впрочем, не во мне дело. Скажите, чем порадуете сегодня?

– Считывание части живого организма и его воспроизведение, – отрапортовал Анатолий Кузнецов.

– Это-то я знаю. А на чем остановились, что для воспроизведения выбрали?

Кузнецов замялся. Академик перевел взгляд с, него на Арсения Ратова. Тот был сосредоточен и молчал. Тогда он взглянул на Костю, у которого по-озорному блестели глаза.

– Да вот Званцев настоял, – словно оправдываясь, сказал Анатолий Кузнецов.

– На чем он настоял? – нахмурился академик.

– Ничего особенного, – вступил Костя. – Мне снова лететь к звездам, а Землю я уж очень крепко люблю.

– И что же? Отказаться решили?