Павел Комарницкий - 30 июня

— Погоди… Ты хочешь сказать, что борт нас не ведётпостоянно?

— Мне очень стыдно, Ярара, но это так. Окна бывают немалые.

— Вот это да… Вот так контакт! Вот так работнички!

Долгое молчание.

— А это уже не совсем контакт, Ярара. Не только и не столько.

Долгое, долгое молчание.

— Ладно, Урумма. Рассказывай, что у вас на борту.

— Твой дядя придумал отличную штуку — Урумма оживилась — У нас появился шанс. Совсем неплохой шанс.

— Ну-ка, ну-ка, с этого места подробнее.

— Была попытка сеанса связи с Харарой.

— Попытка? Что значит попытка?

— Это значит, что связь не удалась.

Молчание, на этот раз не очень долгое.

— Аппаратура исправна? Канал сформировался?

— И аппаратура исправна, и канал сформировался. Вот только кудаканал?

Снова молчание.

— Это вирус. Вот оно.

— Ты слово в слово повторяешь мысль нашего капитана. Это вирус, Ярара, и мы теперь знаем, как именно он собирается нас убить. Не отказ гибернаторов в системе анабиоза, не взрыв кварк-реактора. Сбить тонкую настройку при гиперпереходе — и все дела.

Опять молчание.

— Ты что-то начала говорить про шанс…

— Да, Ярара. Твой дядя надумал отключить все блоки памяти, не нужные для перехода, а остальные просмотреть досконально. В этом наш шанс. Одно дело ловить дикого скрруда в необъятных джунглях, и совсем другое — в зоопарке.

— Так значит, вы нас заберёте? — в голосе Ярары вспыхнула отчаянная надежда.

— Если всё пройдёт удачно — непременно. Не знаю, как твой дядя, а я по тебе соскучилась, девочка моя.

— Ох, хорошо бы!

— … Хорошая кошка… Большая кошка… Толстая кошка… Ух ты, киска…

Ярара сидела на лавочке, почёсывая кошку за ушами и под подбородком. Мурёна счастливо жмурилась, мурча гораздо громче, чем мотор «Роллс-ройса». Некоторая холодность в отношениях гостей и Мурёны, наблюдавшаяся вначале, исчезла бесследно. Мурёна вполне резонно считала, что люди, не жалеющие сметаны и сливок для кошки, плохими быть не могут по определению. А хоть бы даже и не люди! Ладно, если бы только сметана — на существ, не жалеющих для кошки даже свежего мяса, должно равняться всё остальное человечество…

Из огорода появилась тётя Катя, неся в руках небольшую садовую корзинку, в которую обычно отбирала поспевшие овощи-фрукты.

— Глянь, Ядзя, какие огурчики наросли! А вот и земляничка. Сорт «Виктория». Полюбуйся! Да пробуй, пробуй!

Мурёна подвинулась ближе к девушке, великодушно пуская хозяйку на скамейку рядом с собой. Гостья взяла ягоду, повертела в пальцах, сунула в рот.

— Ничего. Вкусно!

— «Ничего»… — тётушка придвинулась ближе — Сырое мясо вкуснее?

— Теперь уже нет, тётя Катя — смутить Ярару-Ядвигу было немыслимо — У людей весьма своеобразная гамма вкусовых ощущений, должна признать.

Тётя Катя смотрела то на гостью, то в свою корзинку.

— Мне всё кажется, Ядзя, что я сплю. Ничего, что я так тебя зову-то? Привыкла…

— Правильно зовёте, Екатерина Матвеевна. Я Ядвига Гесс, урождённая Поплавска, и скрывать мне нечего. Да хоть урядника вашего спросите!

Посмеялись.

— Я там вам сто рублей в комод положила, тётя Катя. А то мы с мужем вас объели совсем.

— Ну, ну, сто рублей! Зачем так много-то?

— Хорошему человеку — хорошие деньги. Правда, тётя Катя, чего вы? Не обижайте нас. У нас есть деньги.

Девушка откинулась на спинку скамейки, заложив свободную от Мурёны руку за голову.

— Хорошо тут у вас. Тепло…

— Так это ж летом! Сегодня у нас какое, кстати? Ага, шестнадцатое июня [1] Дата по старому стилю — прим. авт. . А вот увидишь, как тут будет в декабре…

— Нет, тётя Катя, не увижу. В декабре я буду очень, очень далеко отсюда.

Девушка всё гладила и гладила кошку, полуприкрыв глаза, и на губах её блуждала еле заметная улыбка.

— Скоро улетаете-то в свои эмпиреи? — тётушка решила сегодня отбросить дипломатию.

— Скоро. Вот уберут вирус… Впрочем, неважно. Думаю, недели через две, а то и раньше.

Девушка внезапно рассмеялась.

— Вот мама обрадуется, увидев, в каком виде вернулась назад её дочка! Думаю, дяде Хрроту следует опасаться за свои уши.

— Чего, не будут вас назад-то превращать? — изумилась тётя Катя.

— Да будут, конечно. Только уже дома, не на борту. Времени нет, да и надёжней дома.

Помолчали.

— Скажи… Скажи честно, Ярара — тётушка назвала её наконец настоящим именем — Ты ни о чём не жалеешь?

Ярара ответила не сразу.

— Я шла к этому шесть лет, Екатерина Матвеевна. Наших лет, а они значительно длиннее ваших. Увидеть иной мир… Мало того, ступать ногами по иной обитаемой планете. Даже ещё больше — жить на ней, среди аборигенов, неотличимо от них… Разве может быть более волшебная сказка? Но и это не всё. Я нашла здесь Ухурра, а он меня. Так о чём мне жалеть?

— Врёшь ты всё — вздохнула женщина — Тебе страшно, Ядзя, я же вижу. Тебе было ещё страшнее вначале, но сегодня что-то произошло…

— От вас просто невозможно что-либо скрыть, Екатерина Матвеевна — девушка рассмеялась — Если бы наш милый урядник обладал хоть малой долей вашей проницательности, нам пришлось бы туго.

Посмеялись.

— Ладно, Ядзя, пошли в хату. Ужин готовить будем?

— Не сразу, тётя Катя. Вы обещали нас сводить в гости к этим самым Кметьевым.

— Сегодня?

— Ну а когда? Время летит стремительно, Екатерина Матвеевна. Нельзя нам терять время.

Бок планеты круглился, тяжкой громадой закрывал звёзды. Пятна облаков и спирали циклонов густо покрывали её, скрадывая очертания материков, на густую синь океана ложился размытый огненный блик от светила. Бок чужой планеты, ставшей за последнее время не такой уже чужой.

За пультом управления в рубке сидели двое. Вахуу время от времени прядал ушами, крутил хвостом, выдавая нервное напряжение. Уши капитана и даже его хвост пребывали в покое, он работал сосредоточенно и хладнокровно.

Экран протаял в глубину, явив взору командора, усталого и взъерошенного.

— В пятом блоке памяти ничего нет, Хррот, могу дать свой хвост на отсечение.

— Обратись к Урумме, она всё сделает — не прекращая работу, ответил капитан. Вахуу фыркнул, сморщив нос.

— Похоже, слава Ухурра не даёт тебе покоя, остряк. Так я беру четвёртый блок?

— Погоди, Иахрр, не гони — капитан наконец оторвался от пульта — Проведём коррекцию орбиты, тогда… И вообще, пора бы перекусить.

— О це дило! — оживился пилот, тоже прекращая работу и потягиваясь.

— Это как?

— Это я по-аборигенски — Вахуу довольно усмехнулся — Выражение имеет тот смысл, что давно пора.

— Ну так бы и сказал, абориген…

— … Ах, пани Ядвига, я так люблю закаты!

Девушка, стоявшая рядом с пани Ядвигой, в наведённом экстазе полузакрыла глаза. Борис внутренне усмехнулся, искоса разглядывая нежное, даже какое-то кукольное личико, обрамлённое каштановыми локонами.