Александр Соловьёв - Дороги Богов

Он был убеждён, что причастен к погибели тузора, и дал ей понять, что сожалеет об этом.

Что-то всё время не давало Вадиму покоя.

Как-то раз он сказал, что вселенной правит некий закон – закон вины. Харт недовольно щурился, когда Вадим это говорил, а она молча слушала.

Вадим толковал об этой самой вине, и с чем-то он был решительно не согласен. Он спорил сам с собой. Вина – это долговая тюрьма, говорил он. Это горючее, на котором работает генератор вселенной.

Доэ пожимала плечами. Она беспокоилась: не утратил ли Вадим разум, прорываясь сквозь толщу черни?

«Вина», – вновь повторял Вадим и веточкой рисовал на земле змейку.

Для Доэ это было всего лишь слово.

…Когда открыли третью баклажку, Вадим ещё больше разговорился. Он упомянул психиатрический диспансер, в котором лежали спящие тела – его и Доэ.

«Они как якоря, – сказал Вадим. – Мы должны к ним вернуться. Надо забрать».

А Харт по-прежнему нахмурился.

«Что значит якоря?» – спросила Доэ.

Вадим стал рассказывать о морях, парусниках и путешественниках.

Доэ закрыла глаза, поплыла по волнам, но неожиданно Вадим загоаорил о её садике в Трифаре.

«Тот картонный дом… – сказал он. – Кажется, я знаю, что это такое».

Доэ не хотелось слушать о доме, ей было интересно о парусниках.

«Когда я выпрыгнул из окна, – продолжал Вадим, – то успел увидеть заднюю стену здания, прежде чем провалился в сознание. Хочешь – верь, хочешь – нет, но это одна и та же стена. Тот картонный дом не спроста в твоем саду. В нём дверь к нашим телам. Я уверен в этом. Доэ, мы найдем способ туда войти. Слышишь? Нам надо снова вернуться в Трифар!»

И только лишь он это сказал, как Харт окончательно вышел из себя. Он как заорёт:

«Нет!»

«Почему?» – пожал плечами Вадим.

«Идиот! – обругал его старик. – Ты просил о помощи, а я предупредил, что оба вы обречены. Ваше единственное укрытие – вот это место. – И он ткнул пальцем в траву. – Стоит только высунуться, тут же вас обоих и кокнут. У них найдётся оружие, которым можно уничтожить вас навсегда».

Вадим промолчал, но Доэ почувствовала его упрямство.

Харт разгреб костер, достал печёные картошки. Они были так горячи, что Доэ едва удерживала их в руках.

Но это её нисколько не развеселило.

Ни живописная природа, ни вечер у костра, ни сотворённое чудесным образом пиво не могли улучшить вечер.

Доэ чувствовала себя зависимой. Прежде, во всех уголках вселенной, где она бывала, всё случалось по её желанию. Ей нередко доводилось бороться с обстоятельствами, но всякий раз она побеждала.

Здесь, в этом мире, Харт не давал ей почувствовать себя сильной. Её угнетало, что она не может больше летать. Тело было тяжелым: ходьбе оно предпочитало стояние на месте, а сидячему положению – лежачее. Даже мысли – и те стремились к равновесию.

Харт большей частью был погружен в себя.

С первой минуты, как все трое оказались среди колосящегося поля во вселенной Иного Подобия, он перестал уделять внимание Доэ. Вместо этого он все косился на Вадима.

Странно, – думала Доэ.

Они давно были знакомы с Хартом. Старик любил её и был единственным мужчиной, которого она прежде считала своим другом.

А что, если это ревность? – думала Доэ. Впрочем, о ревности ей было известно мало, да и вряд ли всемогущий Харт мог до такого низойти.

Так или иначе, Харт её совершенно перестал замечать, зато то и дело поглядывал на Вадима.

Ясно одно: там, у костра, в их последний вечер, что-то пролегло между Вадимом и Хартом.

С картошкой расправлялись молча.

«И всё таки надо вернуться», – наконец сказал Вадим.

«Пройди три мира, а потом умри», – буркнул Харт.

Что он такое говорит? – подумала Доэ и, чтобы погасить назревающий конфликт, спросила: «Что нас всех ждёт?»

Вместо ответа Харт с пыхтением поднялся и пошёл проверять закидушки, расставленные вдоль берега.

Доэ откинулась в траву, а Вадим нагнулся к ней и неожиданно коснулся своими губами её губ.

Было чудно и как-то глупо. Но Доэ не стала воспротивиться.

Когда Вадим склонился над ней, в нём не было мыслей, иначе она могла бы их прочесть. От него веяло чем-то сладким.

А потом её охватила волна чувств.

Он продолжал прижиматься губамит, и из губ оазовалось огненное кольцо, и оно пульсировало, источая волны сияния, от которых вся вселенная Харта содрогнулась.

Она застонала и, наверное, потеряла сознание…

Когда Доэ пришла в себя, Харт уже вернулся.

Он подозрительно посмотрел на девушку (что случилось?), уселся у костра, потянулся за баклажкой.

Вадим улыбнулся и опять потянулся к Доэ, собираясь ей что-то шепнуть.

Харт сделал едва уловимое движение рукой, словно хотел согнать комара. И Вадим исчез.

С тех пор Харт не произнес ни слова.

Доэ трижды была у Волчьего Камня. Здесь тропинка заканчивалась. Дальше начиналась труднопроходимая чаща.

Она пыталась забраться на скалу, чтобы сверху разглядеть местность, но пальцы скользили по гладкому граниту, и Доэ падала на камни.

Прошло несколько вневременных оборотов. Погода стояла однообразная. Старик по-прежнему расставлял свои закидушки, путался в леске, бродил по колено в воде. У него всё так же не клевало.

Множество раз Доэ заводила один и тот же разговор. Она осыпала Харта вопросами. Где теперь Вадим? Почему так вышло? Как отсюда выбраться?

Харт молчал.

Один раз Доэ не выдержала и хлопнула старика по спине. Хлопок вышел негромкий: звук погасила войлочная жилетка. Старик даже не обернулся.

И тогда она взорвалась.

– Почему я всё время думаю о нём?!

Слова её пронеслись над озером, оттолкнулись от леса и вернулись обратно.

– Почему я должна прятаться?

Харт, склонившись над кипящим котлом, заваривал травяной чай.

– Почему этот старик все время молчит? – крикнула Доэ, взывая к небу.

Она оббежала Харта и в ярости пнула ногой котёл. Мятая жестяная посудина перевернулась, и вода зашипела, пролившись в огонь.

– Я хочу уйти! Слышишь? Я не привыкла сидеть на одном месте!

Харт медленно выпрямился и застыл, задумчиво глядя вдаль.

– Выпусти меня! Я хочу вернуться!

Старик был неподвижен.

– Если ты меня не выпустишь, я уйду сама!

И вдруг она поняла, куда смотрел Харт.

Взгляд старика был направлен в сторону утёса, одиноко возвышавшегося над лесом.

Не говоря больше ни слова, Доэ зашагала к Волчьему Камню. Это было уже в четвёртый раз.

Она шла всё быстрее и, наконец, побежала. Мимо проносились стволы вековых сосен и елей.

Тропинка сужалась. По рукам и лицу била колкая хвоя. Веяло сыростью и гнилью.

Редкие капли дождя, пробившись сквозь кроны, иногда попадали на открытые участки тела.

Доэ устала, но не останавливалась.

Она бежала, слушая своё шумное дыхание…