Питер Уоттс - Водоворот

Проходит слух: в соседнем пакете, узле 5213, — настоящий зверинец. Лучше идти через 5611, так намного быстрее. Тем временем рассерженная орда застрявших пользователей с омерзением выходит из сети. 5213 очищается, как озеро Восток.

5611, с другой стороны, неожиданно забивается насмерть. Эпицентр пробки смещается на 488 узлов влево, а буря поднимается и начинает движение.

Вот этот конкретный шторм собирался обрубить связь между Ахиллом и пузырем Цинциннати. И намеревался привести свой план в исполнение, согласно тактической раскладке, меньше чем через десять секунд.

Дежардену стало трудно дышать:

— Элис.

— Пятьдесят секунд, — отрапортовала та. — Восемьдесят процентов заискрят через пятьдесят…

«Вырубить узлы. Накормить рой. Или. Или».

— Сорок восемь… Сорок семь…

«Изоляция. Заражение. Или. Или».

Очевидный выбор. Ему не требовался даже Трип Вины, чтобы принять решение.

— Я не могу ждать, — сказал он.

Дежарден положил руки на пульт управления. Пальцами вбил команды, движением глаз очертил границы. Машины оценили его желание, заявили обязательный протест — «Ты же шутишь, а? Ты в этом уверен?» — а потом передали приказ по цепочке вниз.

Фрагмент Водоворота потух, крохотная клякса тьмы кровоподтеком расплылась в коллективном сознании. Дежарден даже успел разглядеть схлопывание, прежде чем буря запорошила снегом дисплей.

Он закрыл глаза. Конечно, это ничего не меняло: имплантаты проецировали одни и те же изображения в зону видимости независимо от того, закрыты веки или нет.

«Еще несколько лет. Еще несколько лет, и они установят умные гели на каждый узел, а акулы, актинии и трояны превратятся в дурное воспоминание. Еще пару лет. Они не устают обещать».

Этого до сих пор не произошло. И все даже замедлилось. Дежарден не знал, почему. Он лишь с уверенностью статистика понимал, что сегодня убил несколько человек. Жертвы все еще ходили по Земле, разумеется — самолеты не упали с небес, сердца не остановились лишь из-за того, что Ахилл размазал пару терабайтов данных. Ничего столь важного на Водоворот больше не возлагалось.

Но даже старомодная экономика имела уязвимые точки. Информация исчезла, оборвались жизненно важные передачи. Промышленные тайны испортились или разрушились. Будут последствия: банкротства, потерянные контракты, люди придут домой шатаясь от внезапной нищеты. Домашнее насилие и уровень самоубийств подскочат на месяц или два в сотнях районов, не связанных между собой географически, но находящихся в сорока или пятидесяти узлах от координатора Центральной больницы Цинциннати. Дежарден знал все о каскадных эффектах, спотыкался о них каждый рабочий день. Такого хватило бы, чтобы через какое-то время снесло крышу любому человеку.

К счастью, существовали лекарства и от этой напасти.

Проснувшись, она увидела перед собой воздушного монстра, зажавшего в челюстях какой-то металлолом. Чудовище закрывало полнеба.

Подъемные краны. Роторы. Рвущие и хватающие пасти, которые легко могли бы расчленить целый город. Разборочный арсенал, свисающий с огромного пузыря с высоким вакуумом; кожу между его ребрами всосало внутрь, будто плоть существа, изнуренного голодом.

Оно величаво пролетело мимо, не замечая насекомого, кричащего в его тени.

— Это ничего, мисс Кларк, — сказал кто-то. — Ему на нас наплевать.

Английский, с индийским акцентом. А за ним тихое журчание других слов, других языков. Спокойный электрический гул. Мерное кап-кап-кап полевого опреснителя.

Над ней склонилось изможденное загорелое лицо человека, пребывавшего где-то между средним и Мафусаиловым возрастом. Кларк повернула голову. Вокруг рваным кругом стояли другие беженцы, на вид не такие исхудалые. Какие-то механические формы маячили на краю зрения.

День. Похоже, она вырубилась. Помнила, как давилась бурдой из циркулятора поздно ночью. Помнила, как в желудке кончилось хрупкое перемирие. Помнила, как рухнула на землю, как ее вырвало прямо на свежий песок едким месивом.

А теперь пришел день, и ее окружили. Не убили, правда. Кто-то даже принес ласты: их положили рядом на гальку.

— …tupu jicho… — прошептал кто-то.

— Правильно… — голос Лени заржавел от длительного молчания, — …мои глаза. Пусть они вас не отталкивают, это всего лишь…

Индус потянулся к ее лицу. Она бессильно откатилась в сторону и зашлась в приступе кашля. Рядом появилась надувная груша, но Кларк отмахнулась:

— Я не хочу пить.

— Вы вышли из моря. Море пить нельзя.

— Я могу. У меня… — Она с трудом оперлась на локти, повернув голову; в поле зрения попал опреснитель. — У меня вот такой в груди стоит. Имплантат. Понимаешь?

Тощий беженец кивнул.

— Как ваши глаза. Механический?

«Почти».

Она была слишком слаба для объяснений.

Лени посмотрела на море. Расстояние обескровило подъемник, смыв детали, превратило его в смутный вздувшийся силуэт. Обломки выпали из его брюха прямо у нее на глазах, подняв беззвучный серый фонтан на горизонте.

— Уборкой занимаются, как и всегда, — заметил индус. — Повезло, что они не бросают свой мусор прямо на нас.

Кларк снова одолел кашель.

— Откуда вы знаете мое имя?

— ЭС Кларк. — Он похлопал по бирке на ее плече. — Меня Амитав зовут, кстати.

Его лицо, руки — они больше подошли бы скелету. Но циркуляторы Кальвина работали без устали. Тут, на Полосе, пиши должно было хватать всем. Вокруг стояли худые, но явно не голодные люди. На Амитава они не походили.

Откуда-то сверху раздался тихий и жалобный вой. Кларк села. В облаках мелькнула какая-то тень.

— Они за нами наблюдают, — пояснил Амитав.

— Кто?

— Ваши люди, наверное. Присматривают за тем, чтобы машины работали как положено, и за нами наблюдают. После волны, понятно, их стало больше.

Тень пронеслась на юг, исчезая на глазах.

Индус присел на костлявую задницу и уставился в сторону материка.

— Без толку все это. Мы тут, прямо скажем, не активисты. Но они все равно за нами наблюдают. — Он встал, отряхнув мокрый песок с коленей. — Вы, разумеется, хотите к ним вернуться. Ваши люди вас ищут?

Кларк вздохнула:

— Я…

И замолчала.

Она проследила за его взглядом и сквозь переплетение коричневых тел разглядела кучу палаток и хибар. Сколько тысяч человек — миллионов — прибыло сюда за все эти годы, когда их выгнали из домов поднимающиеся моря и растущие пустыни? Сколько их, голодных, больных от беспрерывной качки, ликовало при виде Северной Америки на горизонте, а потом оказалось отброшено к океану стенами, охранниками и бесконечными толпами тех, кто добрался сюда первым?

И кого же они винят? Что сделают миллионы обделенных, когда один из богатеньких попадется им в руки?