Питер Уоттс - Водоворот

Бурлящая масса под ним осела.

Лев еще не умер. Один глаз по-прежнему следил за Лабиным, когда тот устало, но решительно обходил голову животного. Человек парализовал его от шеи вниз, лишил возможности дышать и двигаться. Ныряющее животное. Сколько миллионов лет оно приспосабливалось долгое время обходиться без воздуха? И сколько еще будет двигаться этот глаз?

Кен знал ответ. Морские львы по множеству признаков походили на других млекопитающих. У них была дырка в основании черепа, там, где спинной мозг входил в головной. Она называлась большим затылочным отверстием, и по роду службы Кен знал немало таких анатомических деталей.

Он вытащил копье и приставил его к основанию черепа.

Глаз перестал двигаться через три секунды.

***

Когда Лабин уже уходил с острова, то почувствовал легкое жжение в глазах, комок в горле, который не мог списать на тесноту гидрокостюма. Он чувствовал сожаление. И не хотел делать того, что сейчас совершил.

Конечно, те, кто встречался с ним раньше, в такое не поверили бы. Среди прочего, он был убийцей, если того требовали обстоятельства. Когда же люди узнавали Кена с этой стороны, они редко продолжали с ним знакомство.

Но на самом деле он никогда не хотел убивать. Сожалел о каждой смерти. Даже о гибели большого, глупого и неуклюжего хищника, не отвечавшего стандартам собственного вида. Разумеется, в таких делах никогда не оставалось выбора. Лабин забирал чужую жизнь только тогда, когда другого пути не было.

И в такой ситуации — когда иные решения исчерпаны, когда чья-то смерть — единственный и неизбежный способ выполнить задание, — нет ровным счетом ничего плохого в хорошей и эффективной работе. И совершенно ничего зазорного в том, чтобы получать от нее толику удовольствия.

«Ведь это даже не моя вина», — размышлял Лабин, бредя через прибой. Его так запрограммировали. Хозяева фактически сами это признали, когда отправили Кена в длительный отпуск.

Холм плоти, разлагающейся на берегу, опять попался ему на глаза. Выбора не было. Он оборвал чужие страдания. Совершил один хороший поступок, расплатился с местом, которое последние недели поддерживало в нем жизнь.

«Прощай».

А потом Кен запечатал капюшон и запустил имплантаты. Полости, бронхи, желудочно-кишечный тракт скорчились в смятении, но быстро сдались. Тихий океан, такой знакомый, успокаивающе пронизывал грудь; крохотные искры разрывали сцепленные молекулы кисло­рода и водорода, передавая полезные кусочки прямо в легочную вену.

Лабин не знал, сколько времени ему понадобится, чтобы добраться до прерывистой линии огней на горизонте. Не знал, долго ли они будут везти его на материк. Не знал даже, что будет делать, когда туда доберется. Пока ему хватало лишь одного факта:

Кен Лабин — любитель всего живого, наемный убийца с Трипом Вины, пушка, настолько отбившаяся от рук, что даже секретным службам пришлось захоронить ее на морском дне, словно радиоактивные отходы...

Кен Лабин возвращался домой.

Перро приближалась к очагу бунта, когда ее отрубили.

Разумеется, свару затеял Амитав. Она все поняла, как только увидела место беспорядков: поврежденный циркулятор Кальвина в Гренвилль-Пойнт, менее чем в двух километрах от последнего известного местонахождения индуса. Су-Хон запрыгнула в ближайший «овод» и на­правилась туда.

Каким-то образом беженцы умудрились выкорчевать световой столб и воспользовались им как тараном: циркулятор пронзили в самое сердце. Дюжина разновидностей аминомассы вязко сочилась из раны гнойной смесью охряного и бурого цвета. Тощие бунтовщики — у некоторых из покрытых струпьями язв каплями проступала кровь — с криками навалились на раненую машину и опрокинули ее.

Растерянная толпа отступала от буйных во все стороны, бессильная, как и всегда.

— Kholana Apaka netta, behen chod!

Амитав взобрался на упавший циркулятор. «Овод» Перро, проанализировав фонемы, остановился на хинди.

— Откройте глаза, ублюдки! Разве вам мало, что все мы должны жрать их яд? Вы так и будете сидеть, засунув руки в задницу, и ждать, пока на нас не обрушат еще одну волну, пока не прикончат нас всех? Лени Кларк вам не хватило? Она выжила в эпицентре бури, она сказала вам, кто ваш враг! Она сражается с ними, пока вы спите в грязи! Что должно случиться, чтобы вы про­снулись?

Апостолы старика с шумом его поддержали; осталь­ные беспорядочно топтались на месте и перешептыва­лись между собой.

«Амитав, — подумала Перро, — ты слишком далеко зашел».

Палочник взглянул в небо и вскинул вверх тощую руку, указывая на снижающегося «овода» Перро:

— Смотрите! Они посылают машины, чтобы говорить нам, что делать! Они...

Неожиданная тьма, безмолвная и беспросветная.

***

Су-Хон подождала. Через несколько секунд в пустоте замигали две строчки светящегося текста:

Карантинная зона УЛН (Закон Н'АмПацифика о биологических угрозах, 2040)

Конечно, Перро и раньше попадала в зоны тьмы. Иногда «оводы», которыми она управляла, неожидан­но отрубались, слепли и глохли, невозмутимо паря безо всякого руководства. Отлетев на порядочное расстояние от нежелательных видов иногда на пятьдесят метров, а иногда и на двадцать километров, они снова возвра­щались онлайн.

Но зачем ссылаться на Закон о биологических угрозах из-за какого-то снесенного циркулятора?

«Если только дело не в нем...»

Она соединилась со следующим ботом на линии: Карантинная зона УЛН снова замерцала в неприветливой тьме. Су-Хон подключилась к еще одному, потом еще, прыгая туда-сюда по границам провала.

8,18 километра от края до края.

Установив границы, Перро отправилась на юг, зайдя с северного периметра. Выкрутила спектр на максимум, смотря на мир сквозь переплетение инфракрасного, рентгеновского и ультрафиолетового излучений в искусствен­ном цвете, тыкала в туман радаром...

«Вон там...»

Что-то в небе. Какой-то образ мелькнул на краткий миг и тут же померк во мраке.

Карантинная зона УЛН

Су-Хон прыгнула назад и настроила все так, чтобы маневр повторялся, как только вырубится картинка. Она просматривала запись вновь и вновь: огромный занавес и тьма. Клубящаяся стена, спускающаяся до самой земли, и тьма. Надувной барьер, плавно набухающий вдоль всей длины Полосы.