Владимир Михановский - Гостиница «Сигма» [Сборник]

До гудка оставалось еще минут сорок. В тени, отбрасываемой длинным пакгаузом, было относительно прохладно, а молодое вино, распитое по случаю шестидесятилетия дядюшки Леона, приятно кружило головы.

— Нас называют обломками, накипью большого города, — разглагольствовал дядюшка Леон, развалившись на бунте джутового каната. — А что? Мы не обижаемся. Что тут зазорного — быть обломком корабля, доблестно погибшего во время шторма?

Дядюшка Леон обвел взглядом слушателей, расположившихся в кружок.

— Что ж, не всем суждено попасть в Лабиринт, чтобы получить место в жизни, — вздохнула Люсинда, сверкнув цыганскими глазами.

— У каждого своя судьба, — добавила молодая женщина с ребенком на руках.

— Не судьба, а деньги, — сердито поправил молодую женщину смуглолицый крепыш, сидевший рядом с Люсиндой. — Чтобы купить билет в Лабиринт, нашему брату нужно гнуть спину добрых десять лет.

— И то не хватит, сынок, — махнул рукой дядюшка Леон.

— За место в жизни никакая цена не является слишком высокой, — задумчиво произнес юноша с острыми чертами лица. — Знать, что ты на своем месте, — это и есть счастье.

— Счастье… — повторила Люсинда, тихонько высвобождая свою руку, которую под шумок пытался пожимать смуглолицый Топеш. — Кто может знать, какое оно, счастье? Где оно бродит?

— Счастье заблудилось в Лабиринте… — бросил Орт, юноша с острыми чертами лица.

— Лабиринт — главное государственное учреждение, — строго оборвал его дядюшка Леон, рассматривая свой кулак размером с кокосовый орех.

— А я и не думал шутить, — пожал плечами Орт. — И готов повторить: только в Лабиринте и можно сыскать свое счастье. Однако, пожалуй, слишком дорого стоит оно, то счастье…

— Да уж подороже, чем иные стишки, — усмехнулся Топеш.

Никто не успел и глазом моргнуть, как к Топешу метнулся Орт. В глазах крепкоплечего грузчика мелькнул испуг. Он подался назад, и тут же несколько рук схватили Орта.

— На этот раз я доберусь до тебя! — крикнул Орт, тяжело дыша.

— Спокойно, петухи, — сказал дядюшка Леон. — Все равно едва ли кому-нибудь из вас суждено изведать счастье Лабиринта. У всех у нас одна судьба. Чего ж вам делить, молодо-зелено?..

Вот тут-то кто-то и предложил:

— А почему бы нам всем вместе не осчастливить одного? Скинемся все на один билет, а потом разыграем его…

Реплику встретили возгласами одобрения. Предложение всем пришлось по вкусу.

Тотчас в ход пошла широкая шляпа дядюшки Леона, и через несколько минут тулья ее заполнилась трудовыми медяками докеров.

Весть о необычной затее с быстротой звука облетела гавань.

Люди подходили к пакгаузу, и каждый, вносил свою лепту в счастье, предназначенное неизвестному, тому, кто вытянет счастливый жребий…

— Подведем итоги, — сказал дядюшка Леон, когда поток монет иссяк, а шляпа оказалась полной с верхом. Он торжественно высыпал деньги на днище рассохшегося бочонка из-под пива, и обступившие бочонок докеры молча наблюдали за корявыми пальцами, которые складывали в столбики монеты разного достоинства.

— Готово? — спросил Орт, когда дядюшка Леон закончил счет и перестал шевелить губами.

Дядюшка Леон махнул рукой.

— Голытьба! — сказал он, выпрямляясь. Помолчал и добавил:

— Я всегда считал, что если даже вывернуть все ваши карманы…

— Не хватает, дядюшка Леон? — спросила Люсинда. Дядюшка Леон не удостоил ее ответом.

— В общем, разберите, друзья мои, по карманам, кто сколько положил, и дело с концом, — решил он.

— Погодите! — воскликнул Топеш, когда две-три руки уже протянулись к бочонку. На смуглом лице парня отражалась отчаянная борьба.

— А много недостает, дядюшка Леон? — спросил Топеш.

— Сорок монет, сынок, — пробасил старый грузчик.

— Сорок монет… — Казалось, парень колебался. — А, была не была!

Топеш стремительно сорвал с себя кожаный пояс и высыпал на бочонок струйку тусклых металлических кружочков.

— Вот. Здесь как раз сорок, — сказал Топеш, кивнув на деньги.

— Откуда у тебя такие деньги? — строго спросил дядюшка Леон и потрогал пальцем кучку монет.

— Собирал я. Четыре года.

— На что?

— На свадьбу, — ответил Топеш, опустив голову и теребя в пальцах опорожненный кожаный пояс.

— Свадьба — дело, — одобрил дядюшка Леон. — Только с чего же ты вдруг так расщедрился, парень? А? Верно, надеешься на счастливый билетик?

Топеш молчал.

— Ну ладно, — заключил дядюшка Леон. — Будем надеяться, бог тебя услышит.

Старый Леон заново пересчитал деньги, сгреб их ладонью в видавшую виды шапку и провозгласил:

— Запомните этот день! Сегодня мы сообща сделаем счастливым одного человека. А кого именно — сейчас выяснится!

И толпа, предводительствуемая дядюшкой Леоном, с песнями и хохотом двинулась покупать билет в Лабиринт.

— Подумать только, такая маленькая штучка стоит целое состояние, — сказал Топеш, задумчиво глядя на узкий картонный прямоугольник, торжественно возлежащий в самом днище перевернутого бочонка. Для пущей важности кто-то застелил днище старой газетой.

— Начнем! — произнес дядюшка Леон, встряхивая шляпу.

Вместо денег шляпа была заполнена теперь клочками бумаги, торопливо свернутыми в трубочки. Клочки были пусты, лишь на одном торопливо, корявыми буквами было выведено: «Билет»…

Люди подходили, брали из шляпы дядюшки Леона бумажную трубочку, отходили в сторонку и разворачивали ее. После чего одни молча швыряли пустой клочок бумаги наземь, скомкав его, другие вертели бумажку так и сяк, чуть не рассматривая ее на свет, третьи равнодушно совали пустой жребий в карман робы и улыбались, будто именно этого они и ожидали.

Когда подошел черед Топеша, он побледнел как мел и, сунув руку в шляпу, которую дядюшка Леон держал на весу, на мгновение закрыл глаза.

Медленно развернул Топеш трубочку — ничего!.. Он изорвал бумагу тщательно, в мелкие клочки и пустил их по ветру.

— Плакали твои денежки, жених! — крикнул босоногий мальчишка, но Топеш не удостоил его даже подзатыльника.

Между тем количество бумажных трубочек в шляпе старого Леона стремительно таяло. Уменьшалось и количество людей, еще не испытавших свой жребий.

Подошла очередь Орта. Юноша протянул руку и равнодушно взял трубочку, лежащую на самой верхушке.

Люсинда бросила на него быстрый взгляд.

Орт развернул бумажку.

— Я выиграл билет! — сказал он громко.

На лице Топеша выражение растерянности вдруг сменилось торжествующей улыбкой. Смысл ее расшифровать было нетрудно. Итак, жребий пал на Орта. Пусть пропали деньги Топеша — зато теперь соперника поглотит Лабиринт. Быть может, Люсинда станет отныне благосклоннее к нему? Разве не ею, Люсиндой, заняты — увы, безответно — все помыслы Топеша?