Владимир Михановский - Гостиница «Сигма» [Сборник]

Петрашевский и представитель Космосовета медленно продвигались к выходу, окруженные группой людей. Ученые подавленно молчали. Каждый ждал, что представитель Космосовета произнесет роковые слова…

— Не ждал, не ждал, друзья, Совет такого афронта от вас, — вздохнул представитель Космосовета. — Вы только на штрафное табло посмотрите!..

— Уважаемый коллега прав, — неожиданно поддержал его Аким Ксенофонтович. — Счет на штрафном табло явно не в нашу пользу.

— Прибедняться вам нечего, — сказал представитель Космосовета. — Институт проделал определенную работу, и немалую. Это видно невооруженным глазом. Даже с конструктивными недостатками, в которых вам предстоит еще разобраться, он сумел дотянуть до конца сегодняшних испытаний…

— На троечку, — вставил Аким Ксенофонтович. Казалось, ему начало доставлять какое-то горькое удовольствие хаять собственное детище.

— Всяко бывает, ничего не попишешь, — сказал представитель Космосовета. — Я провел не один десяток испытаний белковых систем и могу засвидетельствовать: на решающем экзамене случаются самые необъяснимые казусы. Что поделаешь, слишком сложные это системы. А уж ваш Тобор в особенности. В практике синтеза живой материи такого еще не бывало.

Они вышли из сферозала и расположились в фойе.

— Каковы же ваши выводы, уважаемый коллега, учитывая все неполадки в пробирной палатке? — спросил Аким Ксенофонтович подозрительно спокойным тоном.

Суровцев, знавший старика, понимал, сколько стоит ему деланное спокойствие.

Собеседник Петрашевского потер массивный подбородок.

— Лично я думаю, — осторожно начал он, словно ступая по тонкому льду, — что модель «Тобор Первый» задумана институтом интересно. Видимо, есть смысл продолжать начатую работу. Обо всем увиденном я доложу Большому космическому совету. Думаю, товарищи со мной согласятся.

Альпинист оказался расторопнее всех. Он взял стопку бумажных стаканчиков, наполнил их из автомата кофе и теперь оделял каждого ароматным напитком. Суть происходящих разговоров он не очень-то понимал. Ему казалось, что с Тобором все в порядке: худо-бедно, но препятствия он все преодолел, а коли так, есть ли смысл вникать в детали? И еще он подумал, что за несколько дней разлуки успел здорово соскучиться по Тобору, огромному, плотному и в то же время легкому — то ли существу, то ли машине. С Тобором он крепко сдружился на Тянь-Шане, во время альпинистской практики, которую белковый завершил столь успешно.

— Значит, Тобор не полетит на Бета Лиры? — упавшим голосом спросил вестибулярник.

— Пустой разговор, — сказал представитель Космосовета, сделав глоток кофе. — Экспедиция на Лиру, как вы знаете, почти сформирована, корабль принят технической комиссией, так что счет до старта идет, можно сказать, на часы и минуты. Конечно, подвели вы их со своим Тобором, но что делать? Будем искать другой выход.

— У меня есть все протоколы учебных испытаний, — шагнул к нему Суровцев. — Я могу доставить их к вам в гостиницу сегодня же.

По тону своего друга альпинист понял, что происходит что-то неладное, и, опустив поднос со стаканчиками на кресло, начал напряженно прислушиваться к разговору, который все более накалялся.

— Протоколы учебных испытаний? — недоуменно заморгал представитель Космосовета.

— Да, все протоколы, — упрямо мотнул головой Суровцев, — а также микропленки, и данные аэрофотосъемки учебных поисков, и…

— Простите, Иван Васильевич, — перебил его представитель Космосовета, — я не совсем понимаю, зачем мне все это нужно.

— Из этих данных вы увидите, что даже в самом сложном поиске, двенадцатой степени трудности, который проводился накануне нынешних злосчастных испытаний, Тобор не набирал и десятой доли штрафных очков, которые нахватал сегодня.

— Когда мы проводили последнюю прикидку, Тобор превзошел самого себя, — добавил вестибулярник.

— В эти протоколы можете селедки заворачивать, — отрезал представитель Космосовета. Он резким движением поставил недопитый стаканчик кофе на подоконник, так что коричневая жидкость выплеснулась на розовый пластик. — Вы ведь сами видели, как проходили сегодняшние испытания. С каждым часом Тобор вел себя все хуже, все неувереннее.

— Но он преодолел все препятствия, — напомнил Суровцев.

Представитель Космосовета кивнул.

— Преодолел, вы правы, — согласился он, — но сделал это на пределе своих возможностей. А если он загубит звездную экспедицию, в которую его пошлют, тогда что? В комнате воцарилось тяжелое молчание. Помрачневший альпинист подумал, что, как ни крути, логика на стороне представителя Космического совета. Но, пожалуй, уж слишком они приуныли, зеленогородцы. Испытания-то ведь еще не закончены. Завтра третий, заключительный день. Тобор соберется, как говорится, с духом и все наверстает…

— Что ж, нам остается, товарищи, подвести итоги, — нарушил паузу представитель Космосовета.

Словно подслушав мысли альпиниста, Аким Ксенофонтович произнес:

— Не слишком ли рано, уважаемый коллега, итоги подводить? У нас еще сутки в резерве.

— Ну, вот мы и подошли к главному, — сказал представитель Космосовета. — Нужны ли они, завтрашние испытания? Я лично думаю, что нет. Он обвел взглядом погрустневшие лица ученых и продолжал: — По-моему, счастье, что Тобор не погиб сегодня, свалившись в вулкан. А завтра испытания еще похлеще. Так следует ли подвергать его ненужному риску? Вы не хуже моего знаете стоимость этой белковой системы.

— Я категорически против прекращения испытаний, — негромко, но веско произнес Петрашевский.

— А если Тобор погибнет? — сощурился представитель Космосовета. — Вы представляете, чем рискуете?

— Знаете, уважаемый коллега, без риска не было бы прогресса, — сказал Аким Ксенофонтович. — Землю до сих пор населяли бы стаи обезьян, перепрыгивающие с ветки на ветку. Да и при таких прыжках приходится рисковать, вот ведь какая штука получается-то!..

— Ценю ваше остроумие, академик, но мне кажется, в данном случае оно неуместно, — сказал представитель Космосовета и побарабанил пальцами по подоконнику.

— Ну, почему же неуместно? — возразил Петрашевский. — Между прочим, без риска Юрий Гагарин не взлетел бы в космос 12 апреля 1961 года.

— Я требую прекратить демагогию!.. — покраснев, высоким фальцетом прокричал представитель Космосовета. — Властью, данной мне, я прекращаю дальнейшее проведение испытаний!

— Хочу вам напомнить, коллега, что мне тоже дана кое-какая власть, — сказал Петрашевский.

Они стояли друг против друга, словно два петуха, готовые к бою.

Первым опомнился оппонент Петрашевского.

— Ох, Аксен, Аксен, горячая головушка, — произнес представитель Космосовета, и в его устах прозвище, данное академику изобретательным Тобором, прозвучало настолько неожиданно, что Суровцеву показалось, будто он ослышался. — Мы сколько с вами знакомы, Аким Ксенофонтович? — продолжал представитель Космосовета. — Лет тридцать? Да, пожалуй, никак не меньше.