Юрий Шушкевич - Вексель Судьбы (книга первая)

На мой вопрос, что именно сподвигло Валленбергов, поддерживающих огромный торговый оборот с Германией, рисковать на единичных поставках в адрес русских, Раф туманно ответил, что "Валленберги учитывают все обстоятельства". Из дальнейшего разговора я сделал для себя вывод, что соответствующее решение они могли принять с оглядкой Америку, которая твёрдо поставила на недопущение разгрома СССР. В качестве доказательства Раф привёл недавнее и многих удивившее американское эмбарго на торговлю с Японией -- объявленное как раз накануне ожидаемого всеми решения японцев об объявлении России войны.

"Видишь ли, -- заключил он, -- ради того, чтобы Россия не пала в неравной борьбе на два фронта и могла продолжать перемалывать чудовищный германский молох, Америка не прочь даже начать собственную войну с Японией, и введённое эмбарго -- предвестник того, что такая война скоро будет объявлена. Американцы действуют очень грамотно, поскольку в их войне с Японией потери за год будут в разы меньше, чем у русских и немцев за неделю. Стратегически Америка уже начинает выигрывать, Валленберги это понимают и готовы понемногу подыграть будущему победителю".

Сомнений быть не могло -- Раф замкнулся на империю Валленбергов и теперь работает с ними. Что ж! Озвученная им идея выглядела разумной и, главное, не противоречила моим планам. Быстро оценив все за и против, я сделал вид, что чрезвычайно заинтересован и польщён своим посвящением в её детали.

Убедившись, что я прочно заглотал наживку и готов к сотрудничеству, Рафаэль достаточно скоро произнёс именно то, что я и хотел от него услышать: Валленбергам нужен надёжный и умный связник, способный донести их предложение до высших лиц в советском правительстве, а также профессионально поддерживать обратную связь. Разумеется, я согласился, хотя прекрасно понимал, что даже при самом благоприятном отношении советского руководства к предложению Валленбергов, меня, как состоявшегося двойного агента, на третью службу больше не возьмут и при первой же возможности прикончат. Однако это произойдёт не сразу, а пока же мне нужно во что бы то ни стало добраться до Москвы -- так что открывающейся для этого возможностью грех не воспользоваться.

Вот такой неожиданный, но позитивный поворот сделала судьба -- я ехал в Стокгольм, чтобы проследовать оттуда в Москву по подпольным каналам и с документами советского нелегала, а в результате отправляюсь в почти легальное путешествие в роскошной капитанской каюте шведского грузового парохода.

29/IX -1941

Неделя с выходными прошли в многочисленных встречах с Рафом и несколькими его партнёрами, которые предпочитали представляться псевдонимами и никогда не возвращались на места прежних встреч. Ирландский паспорт, который был выписан на моё имя на следующий же день после нашей первой встречи с Рафом, мне пришлось вернуть, получив взамен паспорт с шведским гербом. Это значительно лучше, поскольку по пути в Россию мне предстоит короткое пребывание в Англии, где ирландский паспорт может сослужить скверную службу.

Рафаэль со своей командой организовал мой отъезд на грузовом судне, выходящем из Хельсинборга, куда в целях конспирации мы добирались на автомашине без малого пятьсот вёрст. Порт находился в самом узком месте пролива Зунд, через который хорошо просматривался датский берег, оккупированный Германией. Однако мои кураторы сочли, что именно из этого места я сумею покинуть Швецию наиболее безопасным образом.

Я вспомнил, что на противоположном датском берегу должен находиться замок, в котором погиб Гамлет. Однако мысль о погибающем на моих глазах привычном старом мире показалась мне не из самых приятных, так что я решил не глядеть более в направлении древних башен Эльсинора.

Перед отъездом из Стокгольма Раф предлагал мне "временно" переоформить на его имя мою берлинскую фирму, открыто намекая, что к её делам я более не вернусь. Я ответил, что моя собственность в Германии уже завещана дочери, но оставил ему всё необходимое для связи с управляющим моим магазином. Было очевидно, что Раф не прочь поработать и на немцев, если у последних возникнет потребность легализовать какой-нибудь антиквариат. Воистину: война -- войной, а бизнес -- по расписанию. Не скрою, что последние дни общение с Рафом становилось для меня всё тяжелее и по-настоящему начинало угнетать, поэтому, как только мой пароход отвалил от причальной стенки, я весь воспрянул от обретённого чувства свободы.

30/IX -1941

Отдав швартовые в минувший полдень, наш пароход, гружённый алюминием и какими-то таинственными деревянными ящиками, поздним вечером остановился в районе Гётеборга, где простоял на рейде целую ночь. Утром, когда я, не спеша побрившись и хорошо позавтракав, вышел на палубу подышать свежим воздухом, я увидел идущий к нам наперерез со стороны датского берега германский сторожевой корабль. Я уже внутренне приготовился к досмотру, как немцы что-то просигналили и повернули влево. Спустя минуту машина нашего парохода начала стучать сильней, из трубы повалили чёрные клубы дыма, заскрипели якорные лебёдки и вскоре мы неторопливо тронулись вслед за немецким провожатым.

Помощник капитана объяснил мне, что в этом районе пролива Скагеррак начинаются минные заграждения, тянущиеся едва ли не на двести миль. Оба судна продвигались крайне медленно, атмосфера на пароходе была напряжённой и немного нервной. Видимо, не в полной мере доверяя лоции, наш капитан выставил на баке двух смотрящих за морем. Да и я сам, чтобы чем-то занять томительно тянущиеся часы, не сводил глаз с водной зыби.

Наконец, поздним вечером немецкий сторожевик сбросил ход, мы сблизились, прошли от его борта метрах в тридцати, где капитаны, вооружившись рупорами, попрощались и пожелали друг другу морской удачи. Мы вошли нейтральные воды Северного моря, в котором, по словам капитана, мин быть уже не должно. Я посетовал, что наслышан об опасности сорвавшихся с фалов мин, однако капитан успокоил меня, сообщив, что немецкие и английские мины оборудуются специальным механизмом, который в случае отрыва от троса приводит к их затоплению. Затем, немного помолчав, он пожаловался, что "у русских мин такого механизма нет" и поэтому мореходство в восточной Балтике отныне сродни "русской рулетке".

Машина ухала и гремела на самых больших оборотах, наш пароход на полных парах продвигался на северо-запад. По левую руку на линии горизонта догорал закат и были отлично видны зажигающиеся поверх него первые звёзды. Я до темноты простоял в одиночестве на палубе, забыв про ветер, понемногу становящийся из свежего ледяным, поскольку никак не мог насладиться и насытиться этой величественной картиной тишины и сосредоточенного покоя. Северное море, всегда по картам представлявшееся мне прибрежным и карманным, на самом деле являло собою простор, непостижимо превосходящий своими размерами крошечную и случайную человеческую сущность, для которой лучшим способом бытия являлись бы смирение и жизнь в постоянной молитве о милости стихий. Собственно, именно такой и была наша жизнь на протяжении тысячелетий, пока люди не получили в свои руки современную технику и представление о том, что любые проблемы могут быть решены с помощью денег.