Юрий Шушкевич - Вексель Судьбы (книга первая)

Позднее, в июле 1942 года, германское командование проведёт операцию "Зейдлиц", в ходе которой окончательно окружит и разобьёт 39-ю армию. Отдельным её частям с колоссальными потерями удастся прорубить коридор и уйти на Нелидово, к основным силам Калининского фронта. Из когда-то тридцати тысяч бойцов из котла выберутся не более шести.

Пройдёт время -- и, несмотря на жестокое поражение, военные историки будут вспоминать эпопею 39-й армии как пример непредсказуемой манёвренной войны, когда, почти окружённая и брошенная на произвол судьбы, она полгода не давала противнику покоя за счёт внезапности, дерзости и тактического мастерства. К сожалению, на том этапе войны эти замечательные качества не окажутся востребованными, и уже в августе, а после -- в ноябре и в декабре ударные силы Калининского и Западного фронтов обрушат на Ржев бессмысленные лобовые атаки, в адских топках которых совершенно напрасно сгорят на сей раз целых девять полновесных армий - почти полмиллиона душ. При этом Ржев так и не будет взят - гитлеровцы сами оставят его в марте 1943 года ради спрямления фронта после Сталинграда.

В мировой военной истории едва ли можно отыскать примеры столь отчаянной борьбы за обладание далёко не выигрышной или привлекательной в иных отношениях позицией, как растянувшаяся на пятнадцать кровавых месяцев "ржевская мясорубка". Бесплодные пески и суглинки, глухой лес, болота да нищие деревни -- за это ли нужно было проливать столько человеческой крови? Даже если не брать в расчёт потери, вызванные откровенными ошибками штабных стратегов, то цена, заплаченная за эту землю, не находит себе равных.

Возможно, что в некотором роде ржевская эпопея является отражением истории и смысла самой России -- где напряжённое ожидание будущего и скрытная готовность отдать за него жизнь всегда затмевали рациональный эгоизм. Недоступная весна, бесконечные пропасти и светлые подвиги, освещающие их мрак, -- как верно было однажды подмечено это несочетаемое единство, и сколь точно оно объясняет путь страны, не похожей ни на одну другую!

* * *

18 января 1942 года разведчики 365-й стрелковой дивизии, возвращаясь с задания на окраине Ржева и решив передохнуть перед опасным переходом через освещаемое ракетами и насквозь простреливаемое мелколесье, служившее на тот момент линией фронта, обнаружили в заброшенном сарае полуобмороженного и голодного мужчину. Под овечьим крестьянским тулупом и огромным, не по росту, истрёпанным шерстяным свитером на нём были чёрный пиджак, на мятой и испачканной ткани которого угадывалась тонкая дымчатая полоска, и когда-то фасонная сорочка, теперь серо-чёрная, с вырванными пуговицами и сползающим с шеи наполовину оторвавшимся воротником. Из под светлых, давно нестриженых волос, местами свалявшихся в колтун, глядели умные и печальные коричневые глаза, а узкий, с лёгкой горбинкой нос и тонкие губы, бледность которых проступала даже сквозь многодневную щетину, выдавали породу природного горожанина.

Услышав русскую речь, незнакомец сначала попытался разыграть ко всему безразличного умирающего беженца, однако разглядев на ушанке одного из разведчиков красноармейскую звезду, неожиданно приободрился и попросил доставить его "к нашим в штаб".

Он выглядел совершенно истощённым и определённо не мог самостоятельно передвигаться. Поэтому первоначально разведчики хотели не связываться с неожиданным попутчиком, резонно полагая, что единственная цель, которая могла быть у больного замерзающего штатского, -- это оказаться на какое-то время с их помощью в тёплом штабном блиндаже, чтобы выпить кружку кипятка. Однако незнакомец, мгновенно уловив подобный настрой, начал, запинаясь и скороговоркой, перечислять фамилии и должности, среди которых были упомянуты член военного совета фронта и даже сам нарком Берия. Он клялся, что все они должны знать о нём, и что у него для них имеется важная информация.

Трём здоровенным, добродушным и страшно уставшим друзьям-разведчикам, выросшим в одном дворе в Нижнем Тагиле, совершенно не хотелось связываться ни со всесильным генеральным комиссаром госбезопасности, ни с комиссарами корпусными. Поэтому просьбу доставить незнакомца в штаб было решено выполнить.

Его уложили на связанные из еловых веток импровизированные полозья рядом с пленённым немецким унтер-офицером. Перед отбытием разведчики извлекли из указанного места вместительный саквояж, который незнакомец тотчас же засунул под спину и постоянно стремился держаться за него, вцепившись в потёртый край скользкой толстой рукавицей.

Когда группа, преодолев разделительную полосу, находилась в метрах тридцати от края леса, её заметили и обстреляли. Две пули пробили у незнакомца полог тулупа и разорвали свитер в районе груди. Если бы в этот момент полозья чуть накренились -- обе пули прошли бы прямиком в сердце.

К счастью, всё обошлось. В штабе спасённый вежливо и даже как-то излишне церемонно представился, назвавшись Александром Рейханом, сотрудником Наркомфина, и попросил позволить ему переговорить с кем-либо из "главного штаба".

В тот же день вечером в штаб 365-й дивизии пришла шифровка из управления контрразведки: личность Рейхана подтверждается, его необходимо накормить, подлечить и обеспечить максимальную безопасность. Следом из штаба фронта поступила депеша: в район Ерзовского леса вскоре прибывает санитарный самолет и Рейхана с ним необходимо немедленно эвакуировать в тыл.

Самолет ждали в ночь с 21 на 22 января. Рейхан в сопровождении оперуполномоченного особого отдела до утра провёл на заснеженной опушке леса, согреваясь у сигнального костра. Однако самолет не прибыл, пришлось возвращаться в штабную землянку. Днём стало известно, что дивизию из резерва фронта передают в состав 29-й армии. Одновременно пришла страшная новость: 1215-й полк, в который до этого были сведены наиболее боеспособные силы дивизии, полностью уничтожен при штурме Ржева в районе известкового завода -- как раз на той окраине, куда трое разведчиков-уральцев ходили за "языком" и где подобрали странного и важного штатского. И теперь, судя по всему, тоже там полегли.

Сообщение со штабом 29-й армии работало с горем пополам, бойцы батальона связи почти все были перебиты, поэтому сводки, доклады и боевые приказы всё чаще приходилось радировались и принимать открытым текстом. Практически сразу после поступления приказа об атаке или предстоящем манёвре противник уже всё знал и имел возможность быть во всеоружии.

Дивизия, вынужденная вступить в бои у Ржева с едва ли половиной от штатного личного состава и ещё меньшей долей уцелевших командиров, на глазах теряла силы. А из штаба армии от нового начальства поступали неточные, нечёткие и большей частью противоречивые приказы, смысл которых сводился к одному: наступать, наступать, перегруппироваться и снова наступать...