Джек Вэнс - Эмфирио

Гил уперся спиной в поршень, вдавливая пятки в крошащийся кирпич. Поршень продолжал невозмутимо толкать его к пограничной стене. Косые лучи солнечного света, водянистого, как слеза, подчеркивали неровные края кирпичей дорожки и черную тень проема, обрамлявшую железобетонную плиту.

Гил присмотрелся к кирпичам. Пробежав несколько шагов вперед, он пытался выцарапать из мостовой один кирпич, второй, третий — ломая ногти, окровавленными кончиками пальцев. К тому времени, когда он нашел податливый расшатанный кирпич, между поршнем и пограничной стеной оставалось всего метров десять. Но после удаления первого кирпича другие вынимались с легкостью. Торопясь, Гил носил кирпичи к пограничной стене, складывал их лесенкой у стены, бежал за другими.

Кирпичи, кирпичи, кирпичи! В голове у Гила стучало, он задыхался, хрипел. Коридор сократился до восьми метров, до шести, до трех. Гил вскарабкался на штабель кирпичей — тот рассыпался под ногами. Гил лихорадочно собрал кирпичи заново; поршень уже подталкивал его в плечо. И снова он взобрался по крутой лестнице кирпичей, и снова она развалилась — но Гил успел вцепиться в верхний край пограничной стены. Поршень наехал на кирпичи. Один за другим они хрустели и лопались, превращаясь в красноватую летучую пыль.

Гил лежал плашмя на пограничной стене, надеясь, что агенты Собеса не заметят его за поршнем и контрфорсами. При любом признаке опасности он готов был спрыгнуть за границу, в Борредель.

Обхватив верх бетонной стены руками и ногами, прижавшись к нему щекой, Гил лежал, не шелохнувшись. Солнце погружалось в тучи на горизонте, закатное небо насыщалось темно-желтыми и водянисто-кофейными тонами. Из пустынных просторов порывами налетал прохладный ветер.

Наступила полная тишина. Привод поршня остановился. По-видимому, спецагенты Собеса уже улетели. Гил осторожно приподнялся на коленях, огляделся по сторонам. На севере темнела пустыня, подметаемая вздыхающим ветром — Борредель. На юге мерцали редкие далекие огоньки.

Гил поднялся на ноги и стоял, пошатываясь, на пограничной стене. Да, воронок улетел; в будке, где размещались приборы управления, было темно. Но Гил не чувствовал себя в одиночестве. В этом проклятом месте все внушало ужас. Гилу чудилось, что он слышит жалобный стон тысяч неприкаянных «изгнанников», раздавленных государственной машиной.

В шестидесяти километрах к югу, на амбройском космодроме Годеро стоял звездолет «Грейда», олицетворявший свободу, жизнь, безопасность!

Безопасность? Гил хрипло расхохотался, отплевываясь кровью. Он не хотел безопасности. Он хотел мести: возмездия за бесконечные годы лжи и паразитизма, злонамеренного глумления одних и жалкого напрасного прозябания других. Гил спрыгнул на землю — на землю Фортинона — и отправился по каменистой пустыне к огням далекого поселка. Сначала он прихрамывал на онемевших ногах, но мало-помалу к нему стали возвращаться силы.

Некоторое время спустя он приблизился к загону, где сонливо вышагивали, покачивая длинными шеями, птицы билоа. Как всякий местный житель, Гил знал, что билоа нередко нападают на людей по ночам, и поэтому не стал перелезать через ограду, а обогнул пастбище и в конце концов вышел на грунтовую дорогу, которая привела его в деревню.

На окраине поселка Гил остановился. В белой рубахе он выглядел подозрительно. Догадавшись, в чем дело, местные жители могли вызвать агента Собеса... Стараясь держаться в тени, Гил прокрался по боковой улочке к заднему двору пивной на открытом воздухе. Выглядывая из-за угла, он внимательно оценил обстановку. Опустившись на четвереньки, Гил пробрался вдоль ограды заведения туда, где дородный посетитель перекинул через поручень бежевый плащ с черными нашивками. Пока толстяк развлекался разговором со служанкой, носившей пиво, Гил прибрал к рукам этот плащ, отступил под тень деревьев, накинул плащ на плечи и накрыл бритую забинтованную голову капюшоном. С противоположной стороны сквера находилась станция Обертренда — сероватый бетонный рельс тянулся к южному горизонту.

Надеясь, что посетитель пивной не сразу заметит пропажу плаща, Гил быстро прошел на станцию.

Минуты через три прибыла капсула. Последний раз обернувшись в сторону пивной, Гил зашел в капсулу, и она понесла его на юг. Километр за километром он приближался к Амброю — мимо промелькнули озаренные вечерними огнями платформы Вальца, Батры и Эльзена. Наконец появилась светящаяся надпись «Годеро». Капсула остановилась. Гил вступил на движущуюся ленту платформы, перешел на эскалатор и поднялся в зал космического вокзала. Откинув капюшон краденого плаща, он уверенными шагами направился к северному турникету. Навстречу двинулся охранник: «Ваше удостоверение?»

«В вашем городе у меня его украли! Шарахнули по голове и обчистили карманы! — возмущенно заявил Гил, указывая на бинты и как можно старательнее выговаривая слова на маастрихтский лад. — Я прилетел на «Грейде», вот она стоит». Нагнувшись над открытым журналом, Гил ткнул в него пальцем: «Вот моя подпись: Таль Ганс». Указав на человека в форме, стоявшего поблизости, он добавил: «А этот таможенник проверял меня на входе».

Охранник вопросительно повернулся к таможеннику. Тот кивнул.

«В следующий раз будьте осторожнее. Вашим удостоверением может воспользоваться какой-нибудь неразборчивый в средствах мошенник».

Гил благосклонно согласился и вышел на взлетное поле. Через пять минут он был на борту «Грейды».

Бонар Юрискс встретил его с удивлением и облегчением: «Я не на шутку беспокоился и уже думал, что больше никогда вас не увижу!»

«Скажем так: сегодня мне очень не повезло, а потом повезло. Я едва избежал смерти». Гил рассказал партнеру обо всем, что случилось. Глядя на него, Бонар поражался изменениям, происшедшим за несколько часов — щеки Гила втянулись, глаза горели, под грязным бинтом на голове виднелась засохшая кровь. Лицо его стало жестоким, на нем больше не было никакой доверчивости, никакой готовности надеяться на лучшее.

«Что же, — вздохнул Бонар Юрискс, — о наших планах придется забыть. Хорошо еще, если мы успеем убраться подобру-поздорову».

«Не торопитесь, — поднял руку Гил. — Мы прилетели торговать, и торговать мы будем».

«Вы шутите!» — ужаснулся Бонар.

«Мы не исчерпали всех возможностей», — Гил открыл шкафчик, где хранилась его одежда, сбросил краденый плащ и белую рубаху, надел темные брюки маастрихтского покроя и темный свитер с высоким воротником.

Бонар Юрискс наблюдал за его действиями с недоумением и неодобрением: «Надеюсь, вы не собираетесь обратно в город?»

«Я пойду один. Может быть, удастся кое-что организовать».