Эдмунд Купер - Сомнительная полночь [сборник]

— Будет война, Джон?

— Конечно не будет. Во всяком случае, до тех пор, пока у того, кто наверху, мозги совсем не съедут с катушек. А мы не можем позволить себе войны. Да и никто не может.

— На эти твои ледяные коробки тратят неимоверное количество денег.

— А вот это наша забота, — сказал призрак с циничной улыбкой. — Мы все-таки часть их получаем.

Кэйти начала штопать носки.

— Иногда, — сказала она, — я не могу уснуть, лежу и думаю, в каком мире будут жить малыш-Джонни и Сара.

Призрак сел на подлокотник кресла и положил руку ей на плечо.

— Ты слишком много думаешь. Не стоит. С ними будет все в порядке. А проблемы есть у каждого поколения. И у каждого свои.

— Опять идут разговоры о перевооружении.

— Наверно, время года подходящее, — сказал призрак. — Всему свое время, вроде как для футбола или крикета.

— А ты уверен, дорогой, что войны не будет?

— Чертовски уверен, — сказал призрак. — Может, мы и дураки, но уж не такие же дурацкие. Пошли лучше спать.

Кэйти улыбнулась:

— Если ты так считаешь… — Она отложила корзинку с шитьем и встала. Призрак поднял ее на руки.

— Нет, — сказал человек на каталке. — Войны быть не может.

Но в тихой комнате утверждение прозвучало как назойливый вопрос, сорвавшийся с уст человека, который знал, что он больше не мертв. Фигуры в белом заботливо стерли пот с обнаженного тела, затем выключили луч света, укрыли его простыней и сверху одеялом. Кризис был позади. Теперь он начнет согреваться быстро. Один из окружавших осторожно приподнял ему голову, поднес к губам стакан. Он не открыл глаз; но жидкость оказалась эликсиром, обжегшим горло и желудок огнем жизни.

Эппинг… белый и неподвижный. Не было больше летящих листьев, только снег лежал на деревьях… И тот же бесконечный караван продовольственных грузовиков, ползущих в камеры глубокого замораживания, как тяжелые, толстые щуки.

— Камера «Ж» заполнена и закрыта, мистер Маркхэм.

— Отлично. Сколько грузов осталось?

— Девять, сэр.

— Отправьте в камеру «К».

— Камера «Н» закрыта, мистер Маркхэм.

— Сколько осталось?

— Три.

— Отправьте в камеру «К».

— Камера «И» заполнена и закрыта, сэр.

— Отправьте остаток в «К».

Эппинг — по-прежнему как рождественская открытка, прекрасный как страна мечты, если бы еще не было этих рычащих грузовиков. Осталось заполнить только одну камеру и работа закончена. Грузовики уедут, и останется только призрак и группа обслуживания. Лес забудет о том, что в него вторглись, вгрызлись, забудет и простит. Его изгнанники вернутся и вновь обретут потерянный дом. Сперва прилетят птицы, потом появятся кролики, белки, лисы, крысы, горностаи, кроты, барсуки. Безмолвные дети природы.

Эппинг и Рождество. Вечерний пир. На крошечном дереве в гостиной сверкают стеклянные шары и цветные огоньки. Отблески света пляшут по стенам и мебели. Отдаленный шум Лондона, которому нет места в мире семьи.

Малыш Джонни возится с игрушечным электрическим поездом, Сара — с игрушечным медвежонком, который в два раза больше, чем она сама. Кэйти открывает пакет с первым в ее жизни меховым пальто.

— Я хочу, чтобы он тащил десять грузовиков с грузом, — говорит малыш Джонни. — А ты будешь охранять.

Сара выкрикивала: «Тедди — медведь, папа — медведь; Тедди — медведь, папа — медведь».

Кэйти, рисуясь: «Простите меня, герцогиня, но это меховое пальто принадлежит мне».

И хором:

О, привезите всю еду

Скорее в Эппинг-Форест,

Чтоб заморозить ее тут

И сохранить подольше.

Сюда сухое молоко,

И мясо, и изюм,

В коробки упакуем все.

(Коробок — миллион.)

В глубоких камерах из льда

Все сохранится навсегда!

Счастливого Рождества, Кэйти, малыш Джонни, Сара! Счастливого Рождества, Лондон, Москва, Вашингтон! Мир Земле, мир всем людям. Придите же к мировому согласию…

Человек на каталке начал петь: «О, принесите всю еду…» Вдруг он замолк, открыл глаза, уставился на белые фигуры, стоящие вокруг него, и закричал. Потом он опять плотно закрыл глаза, повернулся на бок и медленно, преодолевая боль, подтянул колени к подбородку. Последний сон был самым плохим. Последний сон был последней реальностью. Все остальное было иллюзией, порожденной мозгом, который искал спасение и никак не мог найти.

Январь, Эппинг. Дождь, морось, снег. И опять дождь. Небо надвигается на верхушки деревьев, как сползающий саван.

— Камера «К», мистер Маркхэм. Неполадки с автоматикой. Что-то с сервообменом.

— Черт, — сказал призрак. — Пошлите кого-нибудь вниз. Пошлите Мартина.

— Мистер Мартин ушел домой, сэр. У него ангина.

— Тогда я иду сам…

Вниз, в туннель. Шаги отдавались эхом, шаги призрака. Вниз, вниз, под землю, призрак, закутанный, как эскимос. Через первый люк. Вниз по металлической лестнице, пятнадцать ступеней. Открыл второй люк. Снова вниз. Мимо приборной панели и в камеру «К».

Мороз. Везде мороз. Ганс Андерсен — Дворец Снежной Королевы. Контейнеры с пищей стояли аккуратными, замороженными рядами, поднимаясь под потолок. Ничего, кроме ледяного безмолвия. Пол покрылся плотным слоем голубого льда. Какого черта! Кто сказал, что сервообмен не в порядке? Все работает прекрасно. Камера «К» останется замороженной на тысячи лет. Замороженная собственным теплом. Великий мороз, который поддерживают двигатели, приводимые в движение экстракцией тепла. Вечное движение. Если только температура биллионов кубических ярдов почвы не уравняется — чего не произойдет никогда. Наука — волшебная вещь!

Призрак прошел по проходам камеры «К», вслушиваясь в морозное безмолвие, разглядывая тщательно сложенные горы еды.

Неожиданно по полу пробежала дрожь. Лед застонал, хрустнул и раскололся. Контейнеры прыгали, как сумасшедшие, падали и скользили по вздыбленному полу. Призрака тоже опрокинуло, и он покатился куда-то, как сбитая кегля. Зловещий рокот заполнил камеру «К», отражаясь от стен, потолка, кусков льда; все кругом тряслось и вибрировало.

Шум нарастал и нарастал, потом земля будто раскололась надвое от колоссального количества освобожденной энергии. И вдруг стало тихо. Безумная пляска контейнеров прекратилась. Однако тишина и неподвижность были невыносимы еще больше, чем вся предшествующая вакханалия.

Землетрясение! Призрак скользил по полу, натыкался на контейнеры и пытался убедить себя, что это землетрясение. Старое, доброе землетрясение — как бы это было хорошо. Господи! Только бы не другое.

Панель управления была погребена под грудой контейнеров, вероятно, весом не меньше чем в сотню тонн. Он остолбенело смотрел на беспорядочную гору, потом вспомнил о телефоне экстренной связи и начал карабкаться к нему по грудам замороженной пищи. На то, чтобы добраться до маленькой ниши, ушло много времени. Слишком много. Ужасный холод пробрался сквозь одежду и начал охватывать его тело. Он снял перчатки, подул на онемевшие пальцы и тупо уставился на крошечные кристаллики льда. Потом он все же открыл дверцу изолированного шкафа, снял трубку и вскрикнул — в трубке была тишина.