Эдмунд Купер - Сомнительная полночь [сборник]

Обмякший дельфин, оставляя за собой след из пара и капелек соленой воды, поднялся выше кромки тумана и безвольно устремился ввысь, в сияющий золотым солнечным светом мир высоты. И если бы пилот континентального гелиобуса чуть больше верила чудесам современной автоматизации, полет Дайона закончился бы на максимальной высоте в десять тысяч футов, где он, без сомнения, повис и провисел бы, пока не замерз насмерть.

Но командир гелиобуса не доверяла маленькой черной коробочке, запрограммированной привести машину прямиком в Брюссель. Поэтому, вместо того чтобы наслаждаться кратковременным легким наркозом, как это обычно делает большинство пилотов, она оставалась за пультом управления, неохотно утверждая навигационные решения автомата и рассматривая проносящиеся внизу туманные пики.

В момент очередного приступа недоверия она вдруг заметила быстро поднимающуюся навстречу солнцу изогнутую аркой фигуру Дайона Кэрна. Увиденное не очень озадачило пилота, поскольку у нее был опыт встреч со сбившимися с пути, стремящимися совершить самоубийство небесными гуляками. Она немедленно сбросила скорость, легла в дрейф и послала второго помощника подготовить спасательный самолет. Поскольку потерявший сознание Дайон продолжал спокойно подниматься в небеса, самолет был запущен и осуществил перехват по горячим следам.

Когда Дайон наконец пришел в себя, он увидел, что находится в лондонской клинике. Джуно сидела возле его кровати. Дайон испытывал ужасное ощущение от банальности происшедшего.

— Ничего страшного. Придется немного полежать в постели, только и всего, — сказала Джуно весело. — Ты даже не знаешь, какой ты счастливчик. А свои совершенно неубедительные объяснения прибереги до того, как мы прибудем домой.

Дайон секунду или две изумленно смотрел на нее, собирая воедино все, что еще осталось у него в голове.

— Валяться в постели — недостойно, — сказал он после паузы. — Я ясно осознал, насколько я несчастлив, и не желаю возвращаться домой.

Джуно поцеловала его.

Часом позже они уже были в квартире в Лондоне-Семь.

— Я хочу ребенка, — сказала Джуно.

— Как?!

— А так, что, согласно контракту, ты обязан меня им обеспечить.

Они сидели на балконной скамейке на двести четырнадцатом этаже Лондона-Семь и пили кофе. Приблизительно в полумиле под ними ковер тумана, упорно державшегося в продолжение двух дней, начал понемногу утончаться. Дайон наблюдал, как заходящее солнце медленно превращает его в замерзшее темнокрасное море. На улице было холодно, но балкон, окруженный завесой подогретого воздуха, казался воздушным пузырьком лета, сохранившимся среди морозных высот осени. В блеске умирающего солнца эта сцена переливалась и мерцала испарениями: это лучи преломлялись влажным потоком искусственного тепла. Темно-красный ковер тумана волновался и подергивался рябью, как будто решая вдруг ожить.

— Перспективы искусственного осеменения вовсе не приводят меня в бешеный восторг, — сказал Дайон, собираясь с мыслями.

— Смени программу. Я вовсе не это предлагаю. Есть интересная статистика. Оказывается, при таком способе зачатия и вынашивания высок процент неврозов, как среди матерей-носителей, так и среди младенцев. Я хочу пойти суровым путем.

— Суровым для кого? — спросил Дайон.

— Для меня, маленький трубадур. Ты думаешь, я жажду, чтобы ты тратил время и энергию на инфру?

— Я мог бы войти во вкус эксперимента.

— Я была бы только рада. Но целью упражнении должен быть здоровый ребенок. Не забывай об этом.

— Что пережгло твои транзисторы, бесплодная утроба? Неужели это бурное приключение в канун Дня Всех Святых напомнило тебе, что все мы смертны? Или, несмотря на инъекции жизни, ты становишься старой и сентиментальной?

Джуно вздохнула:

— О, Дайон. Почему ты все время делаешь вид, будто живешь внутри стального шара? Ради меня ты чуть не погиб навсегда. Разве это так ужасно, что я захотела от тебя ребенка?

— Они тебя изнасиловали?

— Почему ты об этом, спрашиваешь?

— Они тебя изнасиловали?

Она улыбнулась:

— Полагаю, это можно назвать и так. Они вкололи мне полную дозу какой-то дряни, и я пласталась, как сука в течке… Но сейчас это не имеет никакого значения. Ожоги на теле зажили, ожоги на душе вылечили психотерапевты, и теперь единственный комплекс, оставшийся у меня, связан только с тобой.

— Ага! Вот оно что! — выкрикнул Дайон с чувством триумфа. — Ты была подчинена. Вот почему тебе захотелось ребенка. Ты была подчинена, и добрая старая Доминанта Природа возобновила миллионолетнюю программу. Твоя похотливая сущность тут ни при чем. Ты неподвижно лежала на спине, и твой разум был пуст, как лунный вакуум, а твое тело в это время вспомнило все, что нужно. И теперь ты пытаешься стать анахронизмом по доверенности.

— Разве это имеет значение? — спросила Джуно.

Дайона раздражало, что ее голос и манера поведения были совершенно спокойны.

— Да, плоскобрюхая, имеет.

— Почему?

— Потому что нельзя обманывать природу вечно.

— Ты говоришь загадками.

— Это что, я живу загадками.

— И поэтому ты попытался взять билет в один конец на дно Северного моря?

— Сам себе удивляюсь, — ответил он уклончиво, — я просто играл в пятнашки с морскими чайками и рыбами. А потом упал. Вот и все.

— Нет, было еще кое-что, мейстерзингер. Ты играл в русскую рулетку с самим собой — и сам был пулей.

Она тяжело посмотрела на него:

— Ты уже был мертв однажды. Ты что, привык к смерти, как к наркотику, и теперь сидишь на крючке?

— Мы все на этом крючке, любимая. Мы проводим всего девять месяцев, готовясь к рождению, так почему надо проводить пару столетий, готовясь к смерти? Потряснее всего — сгореть быстро и с фейерверком.

Джуно вздохнула:

— Вот почему мне хочется ребенка. Я слышу тиканье часов… Что-то произошло с тобой, Дайон.

— Да. Я увидел, как большую суку поджаривают на костре, и совершенно потерял голову.

— Нет, что-то еще. После лечения в клинике с тобой было все в порядке. Что-то произошло потом.

Он криво усмехнулся:

— Одно возведение в рыцари и одна королевская прерогатива.

— Это все еще не то, что я имею в виду… Кто был тот жиган, посетивший тебя, пока ты лежал пластом?

— О, ты становишься сыщиком? Его имя — Атилла Т. Гунн. Он приходил предложить мне набег на Балканы.

Джуно пожала плечами и на некоторое время замолчала. Она сидела, уставившись на красное солнце, которое скользило вниз, создавая странную иллюзию судорожного подрагивания в западной части горизонта. Затем доминанта стала слегка дрожать, хотя температура на балконе оставалась постоянной и равной восемнадцати градусам.